Кровавый январь в Казахстане: день четвёртый, Усть-Каменогорск и Кокшетау

«Когда я услышал стук в дверь, я понял, что они пришли за мной», – сказал Дарын. Тем не менее, его семья «была шокирована» внезапным приходом правоохранительных органов.

В дом вошли четверо полицейских. Один из них взял его телефон и стал просматривать фотографии. «Значит, вы были там», — сказал он. Дарын пояснил, что был на акции протеста в качестве журналиста.

«Но на вас не было пресс-жилета», – сказал один из полицейских.

Когда Дарын впервые прибыл на площадь 5 января, он действительно надевал свой пресс-жилет, однако протестующие стали агрессивно вести себя по отношению к нему, и ему пришлось надеть сверху куртку.

Когда два дня спустя полиция забрала Дарына в участок, он снова надел пресс-жилет. Надеялся, что сумеет объяснить ситуацию, а жилет укрепит его позицию журналиста, и его отпустят.

«Надеть его было ошибкой. Сейчас я могу сказать, что я бы всё равно пошёл на протест, но носил бы маску и более скрытно говорил о своём присутствии», – сказал журналист в интервью Шерил.

В полицейском участке ещё тщательнее изучили фотографии Дарына и просмотрели его мессенджеры, чтобы выяснить, пытался ли он привлечь людей к демонстрациям.  

«Полицейские угрожали мне, говорили, что я был организатором беспорядков, что меня надолго посадят», – рассказывает он.

В итоге Дарына приговорили к 15 суткам административного ареста. Позднее срок сократили до 10 суток. Он отбывал своё наказание в Аягозе с четырьмя другими гражданами, которые пошли на акцию протеста в Усть-Каменогорске.

Находясь в тюрьме, он думал о том, что сделал. «Я чувствовал, что выполнил свой долг. Я поступил правильно». Вернувшись домой, он узнал, что его старший сын, столкнулся в ссоре с другим мальчиком, который говорил, что их отец – террорист. Жена Дарына попыталась успокоить детей, сказав, что папа в командировке.

«Я объяснил сыну, то, что я делаю, не является преступлением. Я занимался журналистикой».

Александра узнала об аресте Дарына 9 января. Она чувствовала, за ней тоже идёт полиция. Александра отвезла своих детей в дом своей матери и стёрла с телефона фотографии, которые, по её мнению, могли истолковать как компромат.

В 18:00 у двери уже стояли полицейский в штатском и военный в балаклаве. Она успела надеть только пижаму – спортивные штаны и толстовку с капюшоном, как они отвезли её в место, которое напоминало военную базу. Там её передали четырём полицейским в форме.

Полицейский в штатском ушёл, а военный остался. Затем Александру отвели в помещение, которое напоминало школьный класс с деревянными партами. Она попросила адвоката, но ей отказали, объяснив тем, что в условиях чрезвычайного положения он якобы не положен.

Как рассказывает Александра, каждый из пяти мужчин по очереди допрашивал её. Они показали ей кадры с камер видеонаблюдения, которые зафиксировали протесты, и попросили представиться.

«Военный начал кричать и называть меня террористкой. Он винил меня в том, что его коллеги пострадали».

Александра испугалась и смотрела в стену, а не в лица следователям. Мужчинам это не понравилось: они окружили сидящую на стуле Александру, их ремни были на уровне её лица. «Это было унизительно. Это психологическое давление», – сказала она.

«Вы собираетесь меня бить?» – спросила она их.

«Мы бы с вами руки не пачкали», – военный ответил.

К Александре приехал её друг из правоохранительных органов и посоветовал согласиться на административный штраф. Она так и сделала, рассчитывая, что он будет эквивалентен штрафу за парковку в неположенном месте. Полицейские тут же расслабились, и их резкий тон смягчился, рассказывает она. Они даже позволили ей вздремнуть, пока ждали судью. Когда судья появился около 23:00, они поставили детские столы в импровизированный зал суда.

Полиция заявила, что Александра в прямом эфире призывала людей выйти на площадь. В свою очередь, она ответила, в её ленте в Instagram нет такого видео. И она могла это доказать, если бы они предоставили доступ к её телефону. Полиция настаивала на том, что ей несколько раз было приказано прекратить съёмку. Если бы это было так, утверждала она, этот диалог бы записался на видео, но его не было.

Ей предъявили обвинение в организации незаконной акции протеста, она провела бы под стражей 15 дней, но судья сжалился из-за наличия двух маленьких детей. Александру оштрафовали на 153 150 тенге.

Когда после шести дней отключения интернет был восстановлен, люди стали публиковать в социальных сетях фотографии и видео избиений полицейскими.

«Когда я узнала, что происходит по всей стране, я поняла, как мне повезло благодаря тому, что я женщина и общественный деятель. Для меня всё могло быть намного хуже», – сказала Александра.

Через три дня после её освобождения полиция сообщила, что «в результате беспорядков» в Усть-Каменогорске погибли три человека. Других подробностей полиция не сообщила. Однако журналист «Азаттыка» нашёл семьи трёх мужчин, убитых в городе, и рассказал их истории.

25-летний Куаныш Кабылканов, рабочий титаномагниевого комбината, погиб от выстрела в грудь. Был женат, осталась годовалая дочь. 26-летний Жолжарык Есенжолулы, работавший в пекарне соседнего села, также был ранен в грудь. Он был женат, у него остался грудной ребёнок. 30-летний Айдос Алдашов пробыл на митинге меньше часа, когда ему выстрелили в спину. У него остались жена и двое детей, 7 и 10 лет.

Национальный день траура

10 января Токаев объявил общенациональный траур в связи с многочисленными жертвами в результате трагических событий. Он назвал протесты попыткой государственного переворота и обвинил в этом исламских радикалов из Афганистана и Ближнего Востока.

51-летний Нуржан Баймулдин, редактор информационного агентства «Кокшетау-Азия», был дома, когда в день траура смотрел по телевизору трансляцию Токаева на встрече со странами Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), которая направила в Казахстан миротворческий контингент. Около 2 500 военнослужащих ОДКБ, в основном российские, были переброшены в Казахстан после того, как 5 января Токаев обратился с просьбой о помощи. Они охраняли правительственные здания и объекты инфраструктуры, не применяли оружие и уехали через две недели.

Нуржан считал, что Токаев проявлял необычайное уважение к президенту России Владимиру Путину, и опубликовал в Facebook пост, в котором задавался вопросом – выполнял ли Токаев приказы Путина.

12 января Нуржану позвонил человек, представившийся высокопоставленным сотрудником полиции. Мужчина заявил, что ему нужно встретиться с Нуржаном, так как в полиции с ним хотят посоветоваться. Журналист был удивлён звонком. В то же время он понимал, что-то не так.

К этому времени Нуржан уже знал об аресте Бахыта и предполагал, что ему тоже может угрожать опасность. Всю страну будто бы парализовали. Интернет вернулся, но его скорость оставляла желать лучшего. Нуржану ничего не оставалось делать, кроме как пойти в полицию. Когда он прибыл в отделение, у него было плохое предчувствие. Почти сразу на него начали оказывать давление по поводу его постов в Facebook.

«Это моё конституционное право выражать своё мнение, – сказал он им. – Они хотели, чтобы я признался, что организовывал протесты, хотя эти посты были написаны уже после того, как протесты закончились».

Его доставили в кабинет следователя и сообщили, что полиция возбудила против него уголовное дело на основании его постов в Facebook. «Они сказали, что я был вовлечён в процесс создания дестабилизации в обществе. Якобы я призывал людей к протестам и говорил оскорбительные вещи о президенте».

Понимая, что ему инкриминируют серьёзные обвинения, он воспользовался своим правом не отвечать на вопросы и потребовал адвоката. Полиция предложила ему воспользоваться услугами их адвоката, и он рассмеялся.

Адвокат Нуржана был занят другим делом, и ему пришлось ждать несколько часов. Прибыв к Нуржану, юристка попросила перенести слушание на другой день, потому что у него была высокая температура. Вероятно всего, в тот момент он заразился COVID-19.

Полиция вызвала скорую помощь. Фельдшер дал ему жаропонижающее, но в полиции отказались откладывать слушание дела.

В 21:00 Нуржан предстал перед судьёй, который приговорил его к 10 суткам ареста. Но в отличие от Бахыта, который успел отсидеть в спецприёмнике, Нуржана поместили в СИЗО.

Заключённых там содержали по разным тяжким обвинениям – от педофилии до убийств. Нуржан сказал, что делил камеру с мужчиной, который сломал руку своей жене, и мужчиной, который переехал женщину и её детей машиной.

«В комнате был один туалет, которым пользовались шесть заключенных», — сказал он. «Вода была ржавой и дурно пахла. В камере было так холодно, что на одеялах был лёд. Я понял, что должен собраться духом, потому что никто не собирается меня спасать».

Чего он не знал, так это того, что его коллеги обращались к генеральному прокурору и спрашивали, почему человека садят за то, что он задаёт вопросы президенту.

На пятый день отбывания наказания Нуржана вызвали из камеры и велели принести с собой всю одежду. Его доставили в прокуратуру. Прокурор принёс сожаления об этом деле и о том, как оно было рассмотрено. Прокуратура опротестовала решение суда и сократила срок наказания до пяти суток. Мужчину освободили.

Нуржан и Бахыт попытались обжаловать свои дела в областном суде, но там отказались их рассматривать. Нуржан обратился в Верховный суд Казахстана, но и там получил отказ.

Александра обжаловала штраф, который снизили до 90 000 тенге.

За четыре дня до интервью с Шерил Рид Дарын уволился с сайта Altaynews.kz. Сейчас он работает в туристической индустрии, но по-прежнему публикует посты в Facebook.

 

Диляра Яхьярова Орда.кз

 

https://orda.kz/krovavyj-yanvar-v-kazahstane-den-chetvyortyj-ust-kamenogorsk-i-kokshetau/

Похожее

Поделись, чтобы люди узнали: