В середине августа, спустя больше полугода после январских событий, генеральная прокуратура наконец опубликовала список погибших в них – он оказался скупым, как и регулярные брифинги ведомства. Погибшие перечислены в списке по фамилиям, рядом – инициалы и больше никаких сведений. Публикация списка не ответила на множество вопросов, которые остаются на поверхности с января – как погибли больше двухсот казахстанцев, многие из которых случайно в те январские дни оказались на улицах, почему в подавляющем большинстве случаев нет подозреваемых в их гибели и другие.
Власть поговорила с родными погибших, адвокатами и правозащитниками о бесконечном следствии и борьбе за справедливость.
«Кто же мог представить, что он приедет сюда и погибнет»
Абдугаппар Оразгали родился в Китае, в Кульджинском районе Или-Казахского автономного округа Синьцзяна. Оразгали профессионально занимался бегом, занимал призовые места на соревнованиях и тренировался в авторитетном клубе в Пекине.
В августе 2021 года Оразгали переехал в Казахстан по приглашению Алматинской детско-юношеской спортивной школы №2. Несколько месяцев спустя он получил казахстанское гражданство и пошел по пути своей мечты – поднять на соревнованиях флаг Казахстана. В январе 2022-го Оразгали было 19 лет, он был убит во время январских событий в Алматы.
«11 января мы получили его тело в морге. Похоронили в Алматинской области. Неизвестно, кто стрелял. Ответов нет, идет следствие. Провели баллистическую экспертизу. Из родственников в Алматы только я, другие живут в области. Со стороны потерпевших я – представитель, – говорит двоюродной брат погибшего Серикбай Айтан, который борется за то, чтобы виновные в смерти Оразгали были найдены. – Он приехал в Казахстан, чтобы защищать имя своей родины. Он даже не успел узнать эту страну. В Китае он очень много трудился и добился результатов. Кто же мог представить, что он приедет сюда и погибнет».
По словам адвоката семьи Кошкара Молдабекова, Оразгали был на площади 5 января. После смерти на него завели уголовное дело по 272 статье Уголовного кодекса (Участие в массовых беспорядках). Однако, отмечает адвокат, он не участвовал в нападениях на государственные объекты и погромах. Дело, возбужденное по факту смерти Оразгали по статье 99 части 2 Уголовного кодекса (Убийство – В.), в течение семи месяцев стоит на месте без изменений.
Дело находится в городском департаменте полиции. Назначено очень много экспертиз. Нас интересуют обстоятельства смерти Абдугаппара Оразгали. Кто стрелял? Откуда? Какая была пуля? Оказывалась ли ему медицинская помощь? Кто его отвез в медицинское учреждение? Писали очень много обращений в департамент полиции, в городскую прокуратуру, но ответов не было. Потом писали в районные суды. Тоже оставляют без внимания. Дают отмашки – идет следствие, тайна следствия, ответы будут по окончании следственных действий. Вот это самое трудное. Была судебно-медицинская экспертиза, есть заключение. Есть доказательства смерти от пуль. Пошел седьмой месяц следствия, но ничего неизвестно. Мы требуем, чтобы это дело полностью было расследовано и были предоставлены доказательства. Самая большая проблема – идет затягивание следствия», – поясняет адвокат.
Найти имена
16 августа, спустя восемь месяцев после январских событий, генеральная прокуратура Казахстана опубликовала список из 238 имен – это люди, погибшие в результате обстрелов и полученных травм. В документе указаны только фамилии и инициалы людей, но нет никаких данных об их возрасте, месте и обстоятельствах смерти. Заместитель начальника службы уголовного преследования генпрокуратуры Елдос Килымжанов тогда же назвал список «первым», но не уточнил, когда он дополнится новыми данными. Он также отметил, что следствие продолжается по факту смерти 176 человек.
До момента, когда Генпрокуратура наконец обнародовала фамилии погибших, в открытом доступе находились два списка погибших – их сразу после январских событий начали составлять команда волонтеров Qantar 2022 и журналисты радио «Азаттык». Им удалось собрать и верифицировать данные 235 и 188 человек соответственно.
При сравнении трех списков журналисты Власти обнаружили данные 22 человек, имена которых не встречаются в списках активистов и журналистов. Найти информацию об этих людях в открытых источниках не представляется возможным, так как нет никаких исходных данных, помимо фамилий.
Кроме того, имена как минимум 23 погибших не вошли в официальный список генеральной прокуратуры. Власти удалось достоверно подтвердить смерти 5 человек из этого числа:
7 января в Алматы был убит 22-летний гражданин Израиля Леван Коджиашвили. Мужчина не участвовал в протестах и был застрелен в тот момент, когда был за рулем автомобиля.
5 января 12-летний алматинец Сұлтан Қамшыбек был убит выстрелом в затылок. Он вышел в магазин вместе с мамой, дядей и тетей, услышал звуки стрельбы и, подумав, что кто-то запускает салюты, начал записывать происходящее на видео.
6 января в Алматы вышел из дома и пропал 59-летний Николай Лебедев. Его тело нашли только 18 января.
8 января 25-летнего Ақжола Қилыбаева из села Каскабулак Абайской области вызвали на допрос в полицию из-за участия в митинге в Семее. 9 января его мать Нургуль нашла сына повешенным в гараже.
10 января рядовой контрактной службы Шавкат Армидинов вместе с коллегой погибли в автокатастрофе в Жамбылской области. Они выполняли боевую задачу по поиску участников протестов и нападавших на здание ДКНБ.
В ответе на запрос Власти в генпрокуратуре сообщили, что «в период январских событий погибли 232 лица, из них 213 гражданских лиц, 19 сотрудников силовых ведомств». Вероятнее всего, 6 человек, которых ведомство не включило в общую цифру погибших, скончались от пыток. В ответе также указано, что «каждый факт смерти граждан в ходе январских событий является предметом расследования уголовных дел». Заведены ли уголовные дела по факту гибели людей, не попавших в официальных список – неизвестно.
В тех случаях, когда уголовное дело после смерти человека было заведено, возникает множество сложностей. В некоторых случаях дела заводятся по статье 99 Уголовного кодекса (Убийство), а после их могут переквалифицировать на 451 статью УК (Превышение власти, повлекшее смерть человека). При этом погибшие могут параллельно становиться фигурантами двух статей – 255 УК (Акт терроризма) и 272 УК (Массовые беспорядки). Даже если дело по статье об убийстве было заведено, оно может быть быстро закрыто, а родственникам погибших и их адвокатам подолгу приходится требовать справедливого расследования.
Жертва «шальной» пули
30 июня к семье Алмаза Берекенова в ауле Таскала в Атырауской области приехали несколько сотрудников органов внутренних дел. В дом вошли четверо, другие остались за порогом. Это были коллеги членов семьи Берекенова, работавших в правоохранительных органах, включая человека, стрелявшего в Алмаза Берекенова во время январских протестов в Атырау.
Внутри дома визитеров ожидала семья Берекенова и его ближайшие родственники. Сотрудники силовых структур просили прощения у родных погибшего. Семья Берекенова спрашивала: «За что в него выстрелили?». Те отвечали, что в целях самозащиты. Говорили, что среди протестующих орудовали группы провокаторов, нападавшие на сотрудников силовых органов, и некоторые из них были ранены. Берекенов, по их словам, стал жертвой «шальной» пули.
По традиции семья накормила пришедших жертвенными шелпеками и выпроводила, решив обдумать, готовы ли они простить человека, убившего Берекенова.
Алмазу Берекенову в январе 2022 года было 35 лет. Он активно занимался спортом – в честь него в ауле сейчас проводятся турниры. Также он хорошо пел. Работал в технологической сфере – занимался ремонтом видеокамер, компьютеров и изучал высокие технологии. 5 января он был среди митингующих в Атырау. На видеозаписях, показанных сотрудниками правоохранительных органов родственникам, видно, что он стоял в углу и держал в руках развевающийся флаг Казахстана.
«Мой племянник хороший человек. Мы сами из семьи сотрудников правоохранительных органов, наш отец там работал. Всем нам очень тяжело теперь, нашему селу Таскала тяжело, но я благодарна нашим жителям, они помогли нам перенести это. Мы вместе тащили этот груз. Мой брат – образованный, культурный и хороший человек. Когда он получал зарплату, он давал часть этих денег нуждающимся. Всегда всем помогал», – рассказывает его тетя Жаннат Берекенова.
С самого начала она требовала, чтобы госорганы нашли виновника смерти ее племянника. Она писала в областной департамент полиции, постоянно ходила туда и беседовала с сотрудниками. 21 июня женщина получила уведомление о том, что уголовное дело по факту его смерти было закрыто еще 29 апреля.
«C утра следующего дня начала звонить в департамент полиции. Почему закрыли дело? Почему я об этом слышу лишь сейчас? 7 месяцев они меня мучают. Потребовала встречи с начальником департамента. В 9 утра с ним встретилась. Он ничего не смог ответить. Лишь попросил прощения. Потом, 29 июня, меня позвала спецпрокуратура. Они выразили свои соболезнования. Сообщили, что на него было заведено уголовное дело об участии в незаконных митингах. Как можно завести уголовное дело на мертвого человека? С кого будете брать спрос? Они сообщили, что у них есть такое право. Сказали, что дело было заведено и его надо закрыть. Я сказала: “Как вы можете стрелять в мирного человека, просто держащего флаг?”. По законам Казахстана даже собаку нельзя застрелить – будешь наказан. А вот как убить человека – так нет наказания. Так я и не получила нормальных ответов до сих пор», – говорит Берекенова.
Женщина не хотела прекращать свою борьбу за то, чтобы наказать виновного в смерти ее племянника – даже несмотря на его визит в их дом. После его посещения она обсудила ситуацию с родственниками и имамом в мечети. Они решили, что не смогут достичь правды и справедливости, как и в случае с Дулатом Агадилом, активистом, умершим в следственном изоляторе в столице в 2020 году – согласно официальной версии, мужчина умер от сердечной недостаточности, но его соратники думают, что он погиб от пыток.
«Я много думала и поняла, что не смогу добиться правды. Тогда решила, что остановлю все это. Иначе мое здоровье действительно угаснет. Но есть Аллах. Кровь осталась на земле. Остались наши слезы, слезы наших соседей, братьев и сестер. Невинные слезы и невинная кровь настигнут человека, который их пролил, до седьмого колена. Так говорят наши взрослые. Решила, что я все оставлю на волю Аллаха. Надеюсь, что как и с Желтоксаном – правда откроется», – заключает Берекенова.
«Только спустя месяц отдали тело»
Русланбеку Жубаназарову было 30 лет. Он работал вахтовым методом на временных работах – трудился на нефтегазовых месторождениях Тенгиз и Кенкияк, а также в строительном секторе на разных объектах.
Ночью 6 января из своего родного аула Монке би он поехал на заработки в Актобе. Русланбек хотел купить подарок своему сыну, с которым не смог увидеться на Новый год, потому что они с женой разведены. В последний раз родные видели его, когда он зашел к своей сестре Жайнагуль Жубаназаровой, чтобы оставить вещи, после чего уехал с друзьями в центр города.
В это время в Актобе уже проходили митинги. На утро следующего дня родные не смогли найти его. Позже выяснилось, что в 4 часа утра Русланбек Жубаназаров был застрелен.
«Когда началась пальба, что-то взорвалось в стороне акимата. Там остались его друзья. Он направился туда, и его застрелили у магазина напротив гипермаркета “Дина”. Все было заснято на камеры. Как он бежал, как его подстрелили, как два парня его куда-то тащили. Потом мы звонили всюду и не могли его найти. В итоге, нам сообщили, что он в морге. Не показывали тело. Не отдавали его на протяжении месяца. Говорили, что он террорист. Я встречалась с заместителем следователя в департаменте полиции, он сказал: “У вашего брата было оружие», – говорит Жубаназарова.
После известия о том, что тело родственникам выдано не будет, они собрались в своем ауле и провели садақа (традиционный обряд, при котором всем пришедшим на поминки раздают монеты от имени усопшего – В.). Через три дня Жубаназарова снова начала писать заявления и требовать ответов.
«Какие доказательства того, что он террорист? Почему вы не отдаете нам его тело? У него в руках ничего не было. Прошло 10 дней. Я ходила на место его смерти. У меня получилось найти видеозаписи. Там видно, что у него в руках нет оружия. После чего обратилась к журналистам. Снова писала заявления. И только спустя месяц отдали тело», – рассказывает сестра погибшего.
При выдаче тела ей сообщили, что пули прошли насквозь и пропали: «У нас же маленький город. Я связалась со знакомыми из морга. Там сказали, что в морг зашли люди в гражданском и вынули пули. Даже человек, который занимался вскрытием, сказал, что он отказывается работать, когда вот так заходят и вмешиваются в его работу. Они притащили другого человека. Заставили подписать начальника морга, что не было никаких пуль», – говорит она.
Но Жубаназарова продолжала обращаться в департамент полиции и прокуратуру и требовала, чтобы ее брата оправдали по заведенному уголовному делу по терроризму. Однако ведомства отказались назначить ее даже представителем потерпевшего. Говорили так: «Вы ему никто».
«Как никто? Я его родная сестра! Хочу знать все следственные действия. Никаких документов. Ничего не дают. На протяжении семи месяцев прошу сделать меня представителем. Они футболят меня туда-сюда. Какие доказательства? Нет их. Просто его убили. Накинули ярлык террориста», – возмущается она.
Спустя семь месяцев после смерти Жубаназарова, пришло извещение, что дело по превышению власти сотрудниками правоохранительных органов прекращено.
«Они не увидели в его смерти уголовного преступления. Как это возможно? Он же умер! Как там не может быть уголовного дела? Я кричала, ругалась и плакала. Но ничего не меняется. Как он умер? Как в него попала пуля? Кто стрелял? За что? Эти вопросы не дают мне покоя. Я хочу найти виновных», – заключает Жубаназарова.
«Его записали в террористы, что он главарь какой-то банды»
16-летняя Валентина и 17-летний Андрей Опушиевы поженились в начале декабря 2021 года в Таразе. Валентина к этому моменту уже ждала ребенка. Шестого января Андрей ушел на работу в колбасный цех и после не вернулся домой. Родные нашли его в морге вечером следующего дня.
«У него была сломана нога, было сломано три ребра, челюсть выбита была, зубов почти не было, он был весь в ссадинах», – рассказывает Валентина. На вещах было видно небольшое отверстие от пули. «Спереди возле сердца пуля вылетела. Вещи нам не отдали, просто нам разрешили их сфотографировать», – добавляет она.
По ее словам, в следующие несколько месяцев следователи звонили редко и в основном просили, чтобы родные согласились закрыть дело, возбужденное по факту смерти Опушиева, а взамен предлагали закрыть дело, возбужденное на него по статье «терроризм».
«Его записали в террористы, что он главарь какой-то банды. Нам показали несколько видео: где мой муж бежит, когда уже стреляли, где он просто идет, но у него была сломана нога. Потом еще одно видео показали, где просто много людей ходит, и там среди них мой муж. И еще одно – когда моего мужа уже убили и его труп привезли в горбольницу. Ему приписали, что у него пистолет был, что он что-то ломал, сжигал, хотя такого не было», – говорит девушка.
Следователи говорили, что молодой человек якобы принял трамадол и находился в состоянии опьянения. «Ему делали вскрытие. Когда мы ездили в морг, нам отдали справку о смерти, и там не было такого написано», – возражает супруга.
По словам отца Андрея, Шакира Ахунова, следователи ссылаются на свидетельские показания. «Тот свидетель, который у них есть – они с нашим сыном общались. Я к нему поехал, спросил, почему он дал такие показания. Он говорит: меня заставили. То, что они говорили, то я и говорил», – рассказывает мужчина. Следователи возмутились тем, что отец сам решил поговорить со свидетелем, и пообещали организовать очную ставку, но она так и не состоялась.
О том, ведется ли расследование по факту гибели Андрея, родным неизвестно.
«Я им (следователям – В.) задал вопрос: а кто его убил? Вы нашли?, – говорит отец. – Они отвечают, этим не мы занимаемся. Я говорю: сколько человек убили, кто отвечает за это? Сколько нас ни вызывали, вообще ни слова об этом не сказали, ни с чем не ознакомили».
Ахунов предполагает, что его сына убил снайпер: «Потому что у него в сердце был выстрел. А с ним друг ходил, его в голову застрелили. Их в один день похоронили. Это не случайная пуля».
Отец также вспоминает, что в справке работники морга сначала хотели указать ножевое ранение:
«Когда мы пошли забирать справку о смерти, там двое в гражданском были, кто они, я не знаю. Справку выдавала женщина, она на них смотрит и говорит: я переделаю, да? Переделать? Я говорю, что ты хочешь переделать? Она говорит, указать, что у него колото-резаная рана, причина смерти – острая потеря крови. Я там шуметь начал, говорю: на каком основании? Они нас отправили туда-сюда, мы начали бегать. Ту справку, эту справку, и в конце они указали огнестрельное ранение».
Родным до сих пор неизвестно, была ли найдена пуля, а на них самих оказывается различное давление.
Во время визита в полицию супругу Андрея Валентину хотели допросить как якобы участницу событий. «Среди толпы девочка ходила (во время январских событий – В.), и они мне говорили, что это я, – рассказывает Валентина. – А я в это время была дома. Они мне говорили: мы вас будем допрашивать. Я говорю: я несовершеннолетняя, мне юриста предоставьте, потом можете расспрашивать. И они так меня и не допросили, потому что у них нет доказательств».
Шакир Ахунов говорит, что готов доказать в суде, и если будет необходимо, во всех инстанциях, что его сын не был причастен к терроризму, однако дело до сих пор не передано в суд.
В поисках ответов
Не находя справедливости во время следствия, часть родственников погибших выходит на акции протеста и объединяет свои усилия с другими пострадавшими. На протесты они выходили еще с конца января.
11 июля два десятка человек, потерявших своих близких, ночевали у здания администрации президента — они требовали справедливого расследования дел, оправдания погибших, которые посмертно были обвинены в массовых беспорядках, и выплаты компенсаций.
Люди приехали из Актобе, Алматы, Усть-Каменогорска, Тараза и Шымкента. Они провели три ночи у Акорды, пока их не задержала полиция. Среди них была Айгерим Ниязбаева с четырехмесячным ребенком на руках. Ее муж Кайрат Ниязбаев умер 5 января на площади Республики в Алматы. По словам женщины, он захотел посмотреть на происходящее и получил пулевое ранение в шею.
«Я требую, чтобы [президент Касым-Жомарт] Токаев вышел к нам и объяснил, почему дал приказ стрелять! Мы лишились единственного кормильца, у нас трое детей в возрасте двух и пяти лет, а также четырехмесячный младенец, который не увидел отца. Я требую, чтобы нашли виновного в его убийстве и выплатили компенсацию. На 66 тысяч тенге, которые я получаю, невозможно вырастить детей», – рассказывала Власти Айгерим Ниязбаева.
Схожая ситуация и у 33-летней Шапагат Кадыровой, которая также с тремя детьми осталась без кормильца семьи. Ее супруг Акимжан Бектурганов 5 января поехал вместе с двумя коллегами на площадь, чтобы посмотреть на происходящее. Когда они подъехали к площади, началась стрельба, люди разбежались. Спустя время друзья нашли Акимжана со сквозным ранением, он умер.
«Его смерть расследуют по статье 451 УК – превышение полномочий со стороны военных. Подозреваемых пока нет. Некоторым из нас следователи сказали в лицо, что виновных не найдут, потому что государство не выдаст своих. Я требую, чтобы дело закрыли, чтобы на моего мужа не заводили никаких дел и признали только потерпевшим. Сейчас на каждого ребенка, у нас их трое, я получаю по 22 тысячи тенге. Пусть выплаты по потере кормильца увеличат хотя бы до 50 тысяч, чтобы мы получали 150 тысяч тенге. Иначе 60 тысяч ни на что не хватает. Также пусть обеспечат нас домом и выплатят материальную компенсацию», – требовала Кадырова.
Арайлым Сагатпаева приехала в столицу из Усть-Каменогорска еще 9 июля. Ее 25-летнего сына застрелили 5 января во время митинга. По ее словам, она уже пятый раз приезжает в столицу, требуя справедливого расследования, но каждый раз уходит, получив пустые обещания.
«Приходили в генпрокуратуру, в канцелярию президента. Мы хотим честного и справедливого расследования. Но пошел седьмой месяц, никого не нашли. Требуем теперь Токаева сюда. Чтобы он вышел и ответил на наши вопросы. Никуда не уйдем», – рассказывала Сагатпаева.
13 июля к родственникам погибших вышел сотрудник администрации президента и предложил войти в канцелярию по одному. Собравшиеся отказались, заявив, что требования у всех одинаковые, поэтому они должны зайти в канцелярию вместе. Они требовали встречи с президентом Касым-Жомартом Токаевым. После сотрудники СОБРа преградили путь к зданию резиденции главы государства, а 14 июля всех собравшихся задержала полиция. Через время их отпустили, пообещав дать ответы в течение недели.
Спустя месяц, в ночь на 10 августа, эта же группа родителей двинулась пешком из Тараза в столицу. Свое шествие группа назвала «Марш требующих справедливости». Местные власти пытались остановить их.
Среди идущих в столицу была Нигора Закарьяева, мать 22-летнего Ержана Байжанова. По ее словам, спустя три месяца после гибели сына, ему предъявили обвинение по пункту 2 статьи 272 (Участие в массовых беспорядках – В.).
«Как они намерены его судить, если он умер? Прокурор и следователь ссылаются друг на друга, никто не может объяснить, с чего они вдруг решили завести дело на моего сына. Может спустя три месяца поступило такое поручение свыше? Я не верю в вину сына. Он служил в десантных войсках, мечтал о военной карьере. Более того, в день гибели он пошёл на площадь, услышав о том, что солдата убивают. Он хотел остановить людей. Он всегда заботился о военных, когда видел на улице парней, служащих в армии – покупал им мороженое, давал телефон, чтобы они смогли поговорить с мамами. Это мой единственный сын, мой кормилец. Пусть правительство обеспечит меня домом, поможет поправить здоровье, позаботится обо мне», – говорит Закарьяева.
Вместе с ней также были Бакытжан Шынгысбеков, чей 18-летний сын был застрелен во время январских событий, Джамиля Рахимбекова, мать погибшего 20-летнего Токтара Ошакбая, и женщины по имени Гаухар и Света, дети которых содержатся под стражей.
«Оказалось, что это тело другого человека»
5 января 20-летний Тохтар Ошакбай вместе с семьей проводил соғым (Забой крупного скота на зиму – В.) у соседей в селе Турксиб близ Тараза. За столом обсуждали бытовые вопросы, говорили тосты и с надеждой обсуждали свадьбу Ошакбая. О проходящих в городе митингах семья еще ничего не знала. 6 января парень с тремя друзьями поехали в одно из кафе Тараза, чтобы поужинать, но оказались в гуще событий и Ошакбай был убит во время перестрелки недалеко от центральной площади.
«Я ему подарил машину, он же мой старший внук. Он оставил ключи своей матери и сказал, что просто пощелкает семечки на улице и никуда не пойдет. Я узнал об этом и позвонил ему: “Тохтар, дорогой мой внук, ты же знаешь, что творится в городе. Не выходи на улицу. Держи в голове, думай о нынешней тяжелой ситуации”. Он ответил: “Ой, ата, я же не дурак – не буду выходить. Не беспокойтесь”, и посмеялся. Потом приехали три его друга, одноклассники, и они пошли в гости к одному из них. Они решили поехать покушать хот-доги в кафе, где работает его друг, но оно было закрыто. Припарковали машину и пошли пешком со стороны площади на запад, в сторону гостиницы Жамбыл. С этого перекрестка пошли направо, прошли около 50 метров, и там началась стрельба. В Тохтара попали пули и он погиб», – рассказывает его дедушка Туратай Рахымбеков.
Друзья Ошакбая потеряли его в толпе и начали звонить на его сотовый телефон, но трубку взяла женщина, которая сообщила, что Ошакбая с тяжелым ранением госпитализировали в городскую многопрофильную больницу Тараза. В час ночи дедушке и матери парня сказали, что он умер.
С 9 утра следующего дня хотели забрать тело сына. Я зашел в морг, опознал его. В ожидании просидел до 7 вечера. Наступил уже комендантский час. Из дома начали звонить, чтобы мы вернулись. Сотрудники морга все говорили, что через полчаса уже отдадут тело. Мы решили уехать и вернулись на следующий день в 8 утра, – вспоминает дедушка. – Снова зашел на опознание, отдал белую ткань, чтобы тело обмотали, заказали такси и забрал его домой. Но оказалось, что это тело другого человека. Это врачебная халатность. В морге в охране работал парень из нашего аула. Позвонили ему, попросили, чтобы он проследил, чтобы тело Тохтара не забрали. Вернулись снова в морг. Прошел опознание в третий раз и наконец-то забрал тело внука».
Посмертно на Ошакбая завели уголовное дело по 255 статье Уголовного Кодекса (Акт терроризма), но после собрания родственников погибших в Алматы и столице дело переквалифицировали на 2 часть 272 статьи Уголовного Кодекса (Участие в массовых беспорядках).
«Фактически он не участвовал ни в каких демонстрациях. Но доказательством его участия стали слова тех трех парней. Они два месяца были под следствием, их вынудили свидетельствовать против него. Они начали говорить, что Токтар кидал камни в полицейских. Других доказательств нет. Их просто вынудили. Мертвый же не может говорить, поэтому решили из него сделать террориста. Мы писали кучу заявлений во все инстанции. Встречались с заместителем акима Жамбылской области, с самим акимом, с прокурорами. Следователи поначалу были очень грубыми. После того, как наняли адвоката и написали жалобы, стали нормально к нам относиться. Так и живем в этой борьбе. Все на моей дочери. Я бы хотел помочь, тоже поехать, но здоровье подводит», – говорит дедушка погибшего.
«Мы все живем в туманном январе»
5 января семья Бакыткелды Байкадамова находилась дома. В связи с протестами в городе дома не было света. С самого утра Байкадамов был напряжен – его волновало происходящее в городе. На вопросы матери, он отвечал: «Это же мое родное место, мам. Я знаю каждый камушек в Алматы».
В какой-то момент родители заметили, что сын исчез из дома. После долгих поисков в 6 часов вечера с телефона парня ответила медсестра, которая сообщила, что Байкадамов находится в больнице в Калкамане.
«Поехали туда, медсестра попросила подождать. Я все надеялась на Бога, думала, сын в реанимации. Наркоз, наверное, сделали операцию – просто не может проснуться. Мы много людей видели тогда, которых госпитализировали. Нам сказали уходить. Но я противилась, хотела знать, что с сыном. Хотела хоть увидеть, потрогать его. В 2 часа ночи начала все снимать на камеру, поняла, что что-то не так. Потом вышел один мужчина и сообщил, что мой сын умер. Сначала я не поверила, но потом мне на руки дали его документы. У меня был шок. Я не знала, что делать», – рассказывает мать погибшего Гулнур Каракасова.
Затем они объехали несколько моргов и нашли тело сына в морге микрорайона Алгабас – пуля пробила его голову насквозь. Начальник морга попросил, чтобы родственники Байқадамова нашли белую ткань и вернулись за телом. Из-за происходящих событий базары были закрыты – простыню получилось взять лишь в мечети.
Алия Акимжанова, адвокат потерпевших, получившая дело Байқадамова при поддержке общественного фонда «Центр правовой поддержки «Қаңтар», рассказывает, что с самого начала расследование дела затягивается. Уголовное дело по факту смерти по статье 99 части 1 (Убийство) было возбуждено 19 января городским департаментом полиции. 7 февраля городская прокуратура переквалифицировала дело на 1 пункт 2 часть 451 статьи (Превышение власти с применением оружия или спецсредств). После этого дело для расследования передали в военную прокуратуру, и лишь в апреле адвокат обнаружила, что дело обратно передано в городской департамент полиции, так как военная прокуратура не обнаружила доказательств причастности военнослужащих к смерти Байкадамова.
«На данный момент идут следственные действия. Были несколько раз на приемах у городского прокурора. Выразили свое недовольство тем, что нас недостаточно информируют о деле. У потерпевшей стороны ограничены права. Ознакамливают лишь с материалами, касающимися нас. С ответами других свидетелей и другими материалами ознакомят лишь когда будет закончено дело. Для нас преграды – затягивание со стороны генеральной и городской прокуратуры. Все время друг другу направляют дело. (…) Это одно из самых сложных дел. Со стороны доказательной базы тоже. Если они не найдут виновных и доказательства – боюсь, что дело могут закрыть. Смерть человека же зависит от компетентных органов, военнослужащих. Наша цель – найти виновного в смерти этого парня. Чтобы его наказали. В соответствии с 451 статьей УК, потерпевшим не выплачиваются деньги из государственного фонда потерпевших. Это небольшие деньги, но хоть какая-то помощь. Надеемся на фонд “Қазақстан халқына”. Они говорят, что только после следственных действий», – говорит Акимжанова.
Мать погибшего спешно, дрожащими руками вытаскивает из сумки личные вещи, дипломы, награды и фотографии своего сына. Она начинает про него рассказывать, не отрывая глаз от фотографий.
«Он родился в 1999 году. Здесь он и вырос. Доучился до 9 класса, потом ушел в колледж на электрика. Ему нравилась эта профессия. Всегда получал разные грамоты и учился лучше всех. Как окончил, решил, что должен отдать свой долг родине и пошел в армию. После окончания службы, приехал к нам и работал на наш малый бизнес. Работал водителем, стал устанавливать двери. Научился во время локдауна этой работе. Помогал своим друзьям, был хороший человек, всем доверял. Я многодетная мать, он – мой первенец. Есть еще четверо. Я ждала от него многого. Очень надеялась на него, но Бог ему начертил такую судьбу», – плачет Каракасова.
А после добавляет: «Что такое 22 года? Он ничего не видел. Власть отдала приказ стрелять на поражение и его застрелили. Он невинный парень. Просто вышел ради своей страны и своей земли. Кто ответит за его смерть? Это туманный январь. Мы все живем в туманном январе. И родители других погибших детей. Этот вопрос не решается. Все еще есть невиновные дети, заключенные под стражу. Пусть все докажут! Прекратят весь этот ужас. Сколько людей осталось без кормильцев. Есть ли в этом государстве справедливость? Все остается туманным. Если сверху нас слышат — то этот их приказ… Скажешь: подстриги, а он голову снимет (каз. поговорка «Шаш ал десе бас алады» – сделать что-то выходящее за рамки, потеряв чувство меры – В.).
Отец парня, Мухаммед Колбаев, тяжело молчит. Хмурость не уходит с его лица на протяжении всего разговора. Лишь под конец он решает высказаться.
«Қантарская бойня — это вина властей. Сами не смогли решить проблемы наверху. Это все борьба за власть. Сколько людей из-за этого погибло, сколько сидят в тюрьме. Мое требование – пусть президент Токаев выйдет перед народом и публично просит прощения. Создаст условия всем родителям погибших. Сколько детей остались сиротами. Сколько из них, кто еще не родился, но уже лишились своих родителей, станут сиротами. Все своими глазами вижу. Уничтожили казахстанское поколение детей в возрасте от 18 до 25. Как скот забили. Все вина властей. Из тысячи заключенных в тюрьмах, может сотня – это провокаторы. Пусть эту сотню ловят и задерживают. А невинных людей, погибших невинных людей – оправдают. Всех. Не только моего сына. А потом разбираются, кто виноват в своих высших кругах», – металлическим голосом произносит Колбаев.
«Ербол был ранен 18 пулями, однако во время эксгумации нашли лишь одну»
4 января вся семья 40-летнего Ербола Шорманова готовилась к тою, заранее резали скот. Отец Ербола, Алимберды Шорманов, рассказывает, что праздновать планировали 7 января. За день до этого Ербол погиб.
По словам отца, шестого января Ербол собирался приехать к нему, но в итоге поехал на площадь Республики. «Он сказал: „В городе какой-то хаос творится, жгут город, преступники ходят. Где власти, где полиция? Надо оказать сопротивление бандитам”, и поехал туда», – вспоминает он. Зять Алимберды, узнав о том, что Ербол на площади, вместе с другими родственниками отправился на его поиски.
Уже позже от людей, которые были на площади, родные Ербола узнали, что после шести вечера там внезапно появилось около 10 машин без номеров. «Бандиты», – предполагает Алимберды Шорманов.
«К 6:25 на улице Фурманова закрепились силовики. Мой сын пошел к зятю, но там уже стояли кордоны. В 6:28 на площади стали слышны звуки автоматных очередей. В 6:33 сын позвонил зятю и сказал, чтобы он уходил, потому что его подстрелили. После этого эти десять машин исчезли с площади. Кто смог сбежать – сбежал, остальные, мирные митингующие, остались под пулями» – вспоминает Шорманов.
Зять и дети не говорили мужчине, что Ербол был ранен, и сами продолжали искать его. О смерти сына Шорманов узнал только на следующий день, позвонив на его телефон.
«Взял трубку человек, представившийся сотрудником полиции. Сообщил, что мой сын погиб. 8 числа его похоронили, – продолжает отец погибшего. – Через 15 дней приехали (сотрудники полиции – В.) из Талгара и сказали, что хотят провести эксгумацию. Сказали, что есть постановление суда. Вскрыли могилу, забрали пулю, отправили на экспертизу. Мы снова его похоронили. С тех пор прошло семь месяцев, но всем будто бы наплевать».
По словам Раи Мамыр, адвоката общественного фонда «Центр правовой поддержки «Қаңтар», представляющей интересы семьи, Ербол был ранен 18 пулями, однако во время эксгумации нашли лишь одну. Дело по факту его смерти было возбуждено 8 января, но адвокат смог найти его только в апреле.
«Дело зарегистрировали по статье 99 Уголовного кодекса (Убийство). Потом статью изменили на 451 – превышение власти, – рассказывает Мамыр. – Отправили в военную прокуратуру. Мы туда писали запросы. Военная прокуратура ответила, что они это дело вернули, потому что оно к ним не относится. Только 20 апреля был определен следователь в департаменте полиции».
С тех пор в деле поменялось три следователя. «Первый следователь не поднимал телефон, и его начальник тоже. Потом говорил, что болеет, что потерял телефон – вот так затягивалось дело. Последний следователь сообщил, что найденная пуля отправлена в гильзотеку МВД. Там сравнивают оружие и пули», – рассказывает адвокат.
В гильзотеке сообщили, что в январе было использовано 15 тысяч единиц оружия, а на момент звонка пуля прошла сравнение только через 4 тысячи единиц. «Там не выявили совпадений. Надеемся, что совпадение все-таки найдется», – говорит Мамыр. По ее словам, расследование могло бы идти быстрее.
«У погибшего мужчины осталось четверо детей – старшему десять лет, младшему не исполнилось и года. Отец погибшего – пенсионер. Он занимается этими детьми. Жена стала вдовой. Один из детей очень часто болеет, и на его лечение уходит очень много денег. Все упало на шею этого мужчины. С выплатами нашего правительства разве можно обеспечить четверых детей? Будет ли для семьи хоть какая-то материальная помощь?», – задается вопросом адвокат.
«Моя единственная храбрая сестренка»
48-летняя Нуралия Айткулова около 2 часов дня 6 января уехала из дома в сторону площади Республики в Алматы – в этом районе живет ее дочь Томирис. После этого связь с женщиной пропала. Ее тело родственники нашли 7 января в центральном морге. Айткулова получила два пулевых ранения и скончалась от травм, несовместимых с жизнью, прямо у монумента Независимости.
Заявление об убийстве родственники Айткуловой написали 5 февраля, но никакой информации о подозреваемых нет до сих пор. Адвокат семьи погибшей Амангелді Нұрхан считает, что поиски свидетелей и виновников проходят неправильно.
«Для нас многое тайна. В заключении морга сказано, что Нуралия погибла от пулевых ранений. Нам пока неизвестно, кто там был – сотрудники полиции, или национальная гвардия, или военные. Из какого оружия стреляли? Это ведь можно определить – была видеосъемка с разных сторон. Они же не из ниоткуда появились. Тем более тогда был установлен комендантский час. Все было по плану – где будут стоять вооруженные люди и какое им выдано оружие. По моему мнению, здесь все можно определить. Но прошло уже семь месяцев – никаких итогов следствия нет», – рассказывает Нурхан.
Сейчас уголовное дело расследуется по пункту 15 части 2 статьи 99 Уголовного Кодекса (Убийство, совершенное преступной группой, а равно в условиях чрезвычайной ситуации или в ходе массовых беспорядков), недавно следственные действия были продлены до сентября. При этом адвокату и родственникам Айткуловой не предоставляют доступ к материалам следствия, а следователи по делу сменились уже 4 раза.
«Многие следователи – молодые специалисты, неопытные. А здесь очень важны следователи. (…) На рабочем месте все, кто ее знали, описывают как хорошего человека. У нее на телефоне есть видеозапись – там едут автомобили, люди ходят. Не было массовых беспорядков. Почему в этих людей стреляли?, – задается вопросом адвокат. – Можно было предупредить, в конце концов, задержать просто. Мы же в правовом государстве живем. У нее осталась дочь. Должна быть компенсация. Нужно найти виновников. Если даже не будет виновников, со стороны государства должна быть материальная компенсация».
Семья Айткуловой похоронила ее 8 января по мусульманским обычаям. После похорон следователи стали настаивать на эксгумации, угрожая тем, что могилу вскроют без согласия ночью. Брату погибшей, Нурайбеку Айткулову, удалось отказаться от эксгумации только после того, как он обратился к журналистам.
«Все сейчас говорят: “Токаев, новый Казахстан”. Как мы построим этот Новый Казахстан? Жанаозен, январь, Сарсенбаев, Нуркадилов – ничего не было раскрыто. Все засекречено. У нас не будет нового Казахстана, пока мы со всем этим не разберемся, пока не будут наказаны виновные. Что они сделали с моей батыр сестренкой? Она пошла за свой народ. “Иду бороться за нашу свободу”, – так она сказала. Она не была вооружена – только женская сумочка и телефон. Стреляли спереди, значит она не убегала. Моя единственная храбрая сестренка», – рассказывает Айткулов.
Брат с тяжестью вспоминает, как после смерти Айткуловой скончалась их мать, а после – брат. За семь месяцев 2022 года из их семьи ушли три человека.
«Как будто бы его дух не в могиле, а тут»
В Талдыкоргане, ставшим известным во время январских событий благодаря сносу памятника бывшему президенту Нурсултану Назарбаеву и громким случаям пыток, уже восьмой месяц родственники и адвокаты добиваются наказания виновных в расстреле семьи Сейткуловых.
«Самая ужасная история по Казахстану произошла у нас. Убиты всей семьей, застрелены. Они ехали на маленькой машине. Военные думали, что там полная толпа террористов? Почему нельзя было их остановить? Ну хотя бы арестуйте, задержите. Зачем стрелять? Почему не было оказано медицинской помощи? Может быть не все умерли на месте. Может они мучались. Везде говорят, что перед стрельбой сказали им “Стой!” Как человек в машине может услышать эту фразу?», – говорит сестра погибшего Нурболата Сейткулова, Дарига Дауталиева.
Нурболат Сейткулов вечером 8 января вместе с женой Алтынай Етаевой и их 15-летней дочкой возвращался домой из гостей. Когда семья проезжала мимо продуктового магазина, военные открыли по их автомобилю огонь. От полученных ранений все трое погибли. 8 января комендантский час в Талдыкоргане начал действовать с 20:00 (до этого он начинался с 23:00 – В.), но, по словам родственников, многие об этом не знали – в стране не работал интернет.
«Нурболат работал на аккумуляторном заводе. В свободное время таксовал. Был мастером своего дела, его все уважали, в любую минуту приходил на помощь. Такого брата мы потеряли. Вот тут он таксовал (показывает в окно на торговый центр – В.). Смотрю и сразу слезы накатываются. Как будто бы его дух не в могиле, а тут. Он в четыре часа возвращался с работы, ел и шел таксовать до 12 ночи. Как будто он там до сих пор стоит», – со слезами говорит сестра погибшего.
Дауталиева вместе с еще одной родственницей постоянно ходят на допросы в надежде увидеть хоть какой-то результат.
«Говорят “Новый Казахстан, справедливый Казахстан”. Какая здесь может быть справедливость, если нет справедливости по нашему делу? Что это за беспредел? Есть смерть. Есть оружие. Есть пули. Есть люди, которые стреляли. Почему ничего не могут доказать? Зачем затягивают? Владельцам магазинов, чья собственность была разрушена, выплатили компенсации. Те, кто пытали утюгом – наказаны. Почему наше дело не идет? Семьям погибших солдат дают по 5 миллионов тенге. А нам ничего. Почему?», – задается вопросом Дауталиева.
По этому делу досудебное расследование было зарегистрировано по части 2 пункт 1 статья 451 (Превышение власти с применением оружия и спецсредств). С этим не согласен адвокат Ринат Баймолда. Он несколько раз подавал ходатайство о переквалификации досудебного расследования по статье 99 (Противоправное умышленное причинение смерти другому человеку, убийство двух или более лиц).
«Сразу скажу – это менее тяжкая статья, от 5 до 7 лет лишения свободы предусмотрено, по убийству как минимум 9-10 лет дают. Вот в этом мы уже видим несправедливость, потому что если бы была более тяжкая статья – уже были бы подозреваемые. (…) Я добился того, чтобы на территории войсковой части расстрелянную машину осмотреть. На видео снял. Больше 30 пуль, наверное, попало. То, что извлекли, по крайней мере с каждого тела, как минимум по одной пуле являются пригодными [для исследования]. По моим сведениям, у пуль, полученных из тел дочери и самого Сейткулова, есть совпадения с автоматом. То есть большая доля вероятности, что их убил один человек», – считает Баймолда.
По словам адвоката, в данный момент принято решение о прерывании срока досудебного расследования в связи с назначением судебно-баллистической экспертизы. Он называет следственные действия волнообразными – то они есть, то их нет. «В начале расследования уголовного дела всегда назначают экспертизу, допросы, осмотр. Как пика достигает – снова начинается спад. Пока оно находится в прокуратуре. Это уголовное дело столько времени находилось в прокуратуре на изучении, потом в главной военной прокуратуре, потом в министерстве внутренних дел».
«К этим смертям невозможно привыкнуть»
Данияр Канафин, адвокат Алматинской городской коллегии адвокатов и консультант общественного фонда «Центр правовой поддержки «Қаңтар», говорит, что расследования по делам погибших продвигаются крайне медленно.
Фонд обеспечивает оказание юридической помощи пострадавшим мирным гражданам и семьям погибших в ходе январских событий. С фондом сотрудничают 25 адвокатов, они работают по 55 делам, из которых 20 связаны с гибелью людей в ходе январских событий. По словам Канафина, ни по одному из этих дел пока не определены подозреваемые.
«Основная проблема, на которую жалуются адвокаты, работающие с фондом, – это волокита. Так, например, очень медленно идет судебно-баллистическое исследование пуль, извлеченных из тел потерпевших и обнаруженных на месте происшествия. По делам фонда до сих пор не установлены лица, совершившие роковые выстрелы. В тех случаях, когда стрелявшие выявлены, не определен их процессуальный статус. Не проведены соответствующие очные ставки, необходимые исследования и другие следственные действия», – говорит Канафин. По его словам, нет конкретных результатов даже по самым резонансным делам.
В Талдыкоргане в автомобиле была расстреляна семья: мать, отец и пятнадцатилетняя девочка. Девочке в голову попала пуля, родители тоже погибли. Эти люди никакого отношения к массовым беспорядкам не имели, просто ехали по своим делам. По другому делу, там же в Талдыкоргане, вторая семья: супружеская пара и их племянница – четырехлетняя девочка были обстреляны, к счастью, выжили, но все получили ранения. У ребенка тяжелые повреждения внутренних органов, – приводит примеры адвокат. – В Алматы под огонь часто попадали случайные люди, кто-то из них ехал по работе, кто-то просто шел по своим делам и не имел никаких противоправных намерений».
Канафин также констатирует, что законодательство не определяет, сколько может длиться подобное расследование: «К сожалению, вопрос о сроках расследования таких дел в законе конкретно не урегулирован. Если в рамках производства никто не заключен под стражу, то время расследования таких дел можно продлевать и продлевать. Такое затягивание сроков изнуряет жертв этих ранений и их близких, отдаляет их от справедливости и правды».
«Если произошло что-то подобное, то с этим надо разобраться в порядке, установленном законом, – также говорит адвокат. – Всем этим фактам должна быть дана объективная и принципиальная оценка. А у нас что получается? Следствие отправило пули на баллистику, и уже полгода все ждут, когда придет результат. До сих пор не ясно, кто именно стрелял, кто отдавал соответствующие приказы, в чем именно эти приказы состояли, и почему их исполнили таким жестоким и несправедливым образом в отношении невиновных лиц? К этим смертям невозможно привыкнуть, с этим нельзя смириться. Эту страницу нельзя просто перелистнуть. Законность должна быть восстановлена.»
«Многие из погибших – действительно случайные жертвы»
Правозащитница Бахытжан Торегожина, занимающаяся сбором данных о погибших в январе, говорит, что общая тенденция, которую видят правозащитники – это нежелание властей признавать присутствие военных на площадях в тех городах, где были погибшие.
«Мы посмотрим, какие выводы они сделают по окончанию расследования, но на сегодня мы видим, что власти не хотят признавать факт применения оружия вполне легальными вооруженными силами, – говорит Торегожина. – Это не упоминается ни в одном приговоре, это не упоминается при следственных действиях. Причем уже сами адвокаты во многих делах нашли номера воинских частей, [военнослужащие из которых] присутствовали во всех этих городах, даже вплоть до того, что знают, кто руководил данной операцией на площадях, но тем не менее, следствие затягивается, и запугивают как родственников, так и адвокатов».
По словам Торегожиной, родственники жалуются, что из материалов уголовных дел исчезают пули, по которым криминалисты могут определить, из какого оружия стреляли. В других случаях, отмечает правозащитница, родным давали справки об огнестрельном ранении, погибших хоронили, а спустя месяц происходила эксгумация для того, чтобы вытащить пули.
Насколько мы понимаем, пули вытаскивали не для того, чтобы найти, из какого оружия стреляли, а чтобы не найти вообще следов, как погиб человек», – говорит она.
Родственники многих погибших убеждены, что те считали, что в Казахстане в те январские дни происходит мирная революция, и хотели быть свидетелями исторических событий.
«Многие пошли просто поддержать перемены, и многие были на площадях с казахстанским флагом. Многие из погибших – действительно случайные жертвы. На сегодня у нас нет ни одного доказательства, что кто-то из них держал в руках оружие. И мы сталкиваемся с тем, что государство не заинтересовано в том, чтобы найти тех, кто стрелял», – говорит Торегожина.
Вместе с коллегами она задокументировала данные 216 погибших и около 70 пропавших без вести. Но реальное количество погибших в январе может быть больше, предполагает она.
«У нас почти все – это те, кто погибли 5, 6 и 7 января, были убиты огнестрельными ранениями. И у нас человека два или три, которые получили ранения, уехали и в течение недели скрывались, прятались, а потом из-за неоказания своевременной медицинской помощи умерли дома. Вполне вероятно, что будут появляться еще, – говорит правозащитница. – На площади остались те, кто был убит. Очень многие с ранениями в целях собственной безопасности могли посчитать, что нельзя обращаться в больницу, что их сделают крайними, и они с этими ранениями прятались».
Торегожина говорит, что многие родные погибших разуверились в том, что возможно найти какую-то справедливость – и это одна из причин, почему правозащитники продолжают вести свое документирование.
«Пока есть свидетели, пока есть документы на руках, пока есть адвокаты, которые ведут уголовные дела, мы пытаемся все задокументировать, чтобы к этому вернуться позже, когда будет реабилитация. Что будет реабилитация – я уверена на сто процентов. Может быть, она будет через пять лет, может быть, через десять. И может быть, все документы, которые нам сегодня удается собрать, помогут наследникам и родственникам либо реабилитировать, либо получить, во-первых, извинения со стороны государства за смерть их родственника, а, во-вторых, получить какую-то достойную компенсацию за гибель этих людей».
«Если там работают юристы, то они должны понимать, что в таком виде списки не публикуются, – говорит она. – Это может привести к разночтению – в данном случае это и происходит. Непонятно, та фамилия или нет, что за инициалы, какой город. Люди с такими фамилиями и инициалами могут быть в других городах. Идентифицировать людей невозможно. Этот документ будет очень сложно использовать юридически, особенно людям, которым нужно определить статус их родственников, оформить социальные пособия, переоформить квартиру, решить вопрос с наследованием».
По словам Торегожиной, 25 человек из ее списка не вошло в недавно опубликованный список генеральной прокуратуры.
«Мы написали запрос, чтобы списки были проверены, люди идентифицированы и было принято решение о том, стали ли эти люди жертвами январских событий, – говорит правозащитница. – Для того, чтобы заставить генпрокуратуру напечатать полные списки, мы должны из предоставленного списка найти все опечатки, непонятные фамилии и вопросы, а потом публиковать это. Писать запросы и спрашивать, тот ли это человек или нет. И когда критическое количество этих ошибок приведет к пониманию того, что нужно опубликовать список как положено – наверное, мы его получим».
Дархан Омирбек, журналист «Радио Азаттык» и автор спецпроекта «Жертвы кровавого января», также говорит, что публикация альтернативных списков погибших важна для максимального восстановления полной картины произошедшего. Он приводит в пример историю Акжола Килыбаева, не вошедшего в список генеральной прокуратуры, и погибшего 9 января после допроса в полиции. Журналисты Азаттыка посчитали, что он тоже стал жертвой январских событий, так как совершил самоубийство после того, как его допросили из-за участия в митинге в Семее.
«Чем больше времени пройдет, тем сложнее будет что-то доказать. Полностью увидеть эту картину уже не получится. Много раз было сказано, что «все погибшие люди – мародеры“. Мы не можем сказать, что знаем судьбы всех, кто был убит, но, узнавая личные истории многих погибших, общаясь с их родственниками, мы замечаем, что ни один не похож на террориста, у каждого была семья», – говорит журналист.
Омирбек также подчеркивает, что важно рассказывать истории погибших. «Если не говорить об историях 238 погибших людей, то сколько различных манипуляций о них может быть допущено. Это может быть сделано как властями, так и другими лицами. И это всегда будет оставаться на уровне сплетен, мифов. Это создает большое препятствие в донесении правды о событии», – уверен он. Журналист приводит историческую аналогию с Желтоксаном.
«Событие 1986 года осталось как легенда. Потому что не было документации, не давали показаний свидетели, правда не вскрывалась. Поскольку это осталось на уровне слухов, мы никогда не сможем узнать правду, и виновные не привлечены к ответственности. По мнению политологов, экспертов и историков, если виновные в таких событиях не будут названы, наказаны и правда не будет раскрыта, это будет повторяться по циклу», – говорит Омирбек.
Бахытжан Торегожина также опасается повторений январских событий, но уже в более широком масштабе, если расследования закончатся ничем.
«К сожалению, если они правду не скажут, то событие вновь повторится, причем повторится в очень драматической форме, – предупреждает она. – Я всегда привожу пример: в 1986 году официально был убит один, в 2011 году было уже убито около 16 человек – в 16 раз больше, сейчас официально убито 238 человек – то есть, примерно в 15 раз больше. А если повторится еще раз? Сколько человек погибнет? Государство должно делать выводы. Обычно безнаказанность творит следующее беззаконие, и, к сожалению, творит следующую масштабную трагедию. Власти должны это понимать, и они понимают, но, к сожалению они больше заинтересованы в сохранении власти, чем в благополучии граждан».
Алмаза Берекенов
Русланбек Жубаназаров
Андрей Опушиев
Тохтар Ошакбай
Семья Сейткуловых
Назерке Курмангазинова, Алмас Кайсар, Юна Коростелева, Ольга Логинова, «Власть»
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.