Власти Казахстана во время январских событий возложили ответственность на «подготовленных за рубежом террористов», ввели войска ОДКБ, возбудили уголовные дела по статье «Терроризм», заключив многих под стражу. Что такое «террор», почему события в Казахстане не похожи на террор? Кто в таком случае поджигал здания и крушил объекты? Может ли Токаев полагаться на доверие людей после такого кровопролития и репрессий? На эти вопросы Азаттыка отвечает профессор Национального военного колледжа США, эксперт по Центральной Азии Мария Омеличева.
Азаттык: Следили ли вы за кризисом в Казахстане?
Мария Омеличева: Мне довелось поучаствовать в нескольких круглых столах с учеными из Центральной Азии и теми, кто изучает регион. У нас состоялось весьма содержательное обсуждение того, что происходило в Казахстане. Большое внимание было уделено теории внутриэлитного переворота. Были и другие гипотезы, например, что события были спровоцированы Россией. Была гипотеза о так называемой «террористической кампании», организованной из-за рубежа. В целом мы внимательно следили за ситуацией.
Азаттык: Поначалу президент страны Касым-Жомарт Токаев заявлял, что в Алматы произошли «организованные террористические атаки» и о нападении «20 тысяч террористов». Исходя из того, что вы знаете об этих событиях, похожи ли они на теракт?
Мария Омеличева: Если говорить откровенно, совершенно непохожи. Правительство не смогло представить никаких доказательств того, что была террористическая группировка, ответственная за организацию волны нападений. Оно не обнародовало имена тысяч людей, которые были арестованы, предположительно в одно и то же время. Были сообщения, что среди предполагаемых террористов оказался известный музыкант из Кыргызстана, который утверждал, что ему «заплатили» за участие в актах неповиновения и насилия. Но мы также знаем, что он вернулся в Кыргызстан и отказался от признательных показаний, заявив, что от него требовали «признаться» в обмен на освобождение из-под стражи.
Есть и другие фоновые факторы. Казахстан — большая, но малонаселенная страна. В ней есть густонаселенные центры, но они находятся на значительном расстоянии друг от друга. Этот географический фактор всегда имел значение в вопросе формирования криминальных или исламистских террористических группировок в масштабах страны или региона.
Кроме того, пять или шесть лет назад службы безопасности Казахстана укрепили и расширили свою антитеррористическую деятельность и возможности слежки. Во время пандемии COVID они использовали технологии для выявления нарушителей карантина. Были и другие технологии, например для выявления распространения экстремистских идеологий в интернете и так далее. Мы слышим от казахстанского правительства, что они весьма успешно искореняют проявления радикальных экстремистских идеологий.
Поэтому всё, что мы знаем, не очень соответствует озвученной версии о терроризме, пришедшем извне. Слишком много несоответствий, недостаточно доказательств. Все это заставляет многих экспертов и наблюдателей сомневаться в официальной версии.
«ТЕРРОРИСТЫ НАНОСЯТ УДАРЫ ПО РЫНКАМ, ПО ГУСТОНАСЕЛЕННЫМ РАЙОНАМ»
Азаттык: Можете ли вы дать краткое определение терроризма, чтобы мы могли его сопоставить с январскими событиями в Казахстане?
Мария Омеличева: В мире политики, в академической среде нет единого мнения о том, что такое терроризм, но обычно под ним подразумевается насилие или угроза его применения. Это преднамеренное действие. Оно должно быть спланировано. Это преследование политических, идеологических целей путем порождения атмосферы страха среди населения, обычно через нападения неизбирательного характера.
Проанализировав природу и характер нападений в Казахстане, мы видим, что они не являются неизбирательными и направленными против гражданского населения. Практически все нападения были против полиции, служб безопасности, реже госслужащих. Террористы наносят удары по рынкам, по самым густонаселенным районам, чтобы вселить страх. Таких проявлений мы не увидели.
Азаттык: Тогда зачем казахстанскому правительству придерживаться версии, которую большинство экспертов, а также сограждан не принимают?
Мария Омеличева: Думаю, самый простой ответ: для того, чтобы президент Токаев мог сослаться на статью четвертую Договора о коллективной безопасности. Ему нужно было привести довод о наличии внешней агрессии, «терроризма», чтобы пригласить миротворцев из ОДКБ. Использование коллективных войск должно было быть обоснованным, что отчасти и объясняет эту риторику.
Второе: чтобы объявить военное положение или чрезвычайную ситуацию, нужно сделать протесты вопросом [национальной] безопасности. Это позволяет правительству задействовать потенциал, в том числе военный, который оно не имеет права использовать против граждан. Есть, на мой взгляд, и третье объяснение — это своего рода зависимость от прошлого. При [экс-президенте] Назарбаеве, а затем при Токаеве во внутренних проблемах нередко обвиняли эту радикальную исламистскую идеологию, которая чужда Казахстану. Она используется как способ отвлечь внимание общественности от множества недостатков управления, отсутствия экономических и отчасти политических реформ и перенести акцент и вину на что-то внешнее, не зависящее от правительства. Это также важно для поддержания имиджа Казахстана как островка стабильности в море хаоса — для привлечения иностранных инвестиций. Так что это объяснение соответствует и риторике политического дискурса, которую правительство Казахстана использует на протяжении многих лет.
ЭТА РИТОРИКА ОТВЕЧАЕТ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИМ ИНТЕРЕСАМ РОССИИ»
Азаттык: Многие заметили, что казахстанское правительство, в том числе и президент, не называет имен и мест при упоминании «террористов». Некоторым бросилось в глаза, что заявления Токаева резко изменились в течение нескольких дней: сначала он затронул тему политических реформ, затем заговорил о «терроризме». Были предположения, что идея о «терроризме» — часть сценария Кремля. Что вы думаете по этому поводу?
Мария Омеличева: Россия пытается убедить центральноазиатские республики и региональные державы, в том числе Китай, в том, что она остается единственным гарантом безопасности региона и правящих режимов.
Россия уже давно использует борьбу с терроризмом в качестве способа поддержания своей власти. Ей нужна эта риторика, чтобы оправдать присутствие сил безопасности, военное присутствие в регионе, чтобы продолжать обвинять Соединенные Штаты, которые провалили операцию в Афганистане, длившуюся два десятилетия, и бессистемно вывели войска.
Теперь в Москве могут говорить [Вашингтону]: «Это произошло по вашей вине, вы сказали, что решите проблему в Афганистане. Мы говорили вам не ввязываться. Вы не извлекли ничего из наших уроков. Теперь вы вновь создаете еще более серьезную проблему — распространение нестабильности из афганских районов, контролируемых талибами». Так что эта риторика отвечает и более широким геополитическим интересам России.
«НЕ СЕКРЕТ, ЧТО БИЗНЕС, ПРАВИТЕЛЬСТВО И ПРЕСТУПНЫЙ МИР НЕРАЗРЫВНО СВЯЗАНЫ»
Азаттык: Интересно, что правительство Казахстана также пытается отделить мирных демонстрантов от неких группировок, совершавших акты насилия, поджигавших здания и грабивших магазины. Но в то же время мы не видим следов этих группировок, у них нет лиц. Кто они? Как их идентифицировать? Откуда они пришли?
Мария Омеличева: Думаю, мы можем найти ответы, вспомнив 2011 год и протесты в Жанаозене. Тот же город стал отправной точкой протестов в январе 2022 года. Там протестная активность наблюдается уже давно. Это шахтерский городок, где много недовольных низкой зарплатой, неблагоприятными условиями труда и прочим.
В 2011 году рабочие вышли на забастовку. Она, как и протесты, была мирной, пока в один прекрасный день, как утверждается, туда не приехали чужаки, которые начали грабить и подстрекать к насилию, поэтому правительство отправило войска. Мы знаем, что произошло: было убито множество мирных протестующих.
Журналисты, занимающиеся расследованиями, и эксперты внимательно изучили ситуацию и предположили, что некоторые чиновники, замешанные в связях с преступными группировками, использовали протесты, чтобы оказать давление на правительство, перераспределить полномочия по принятию решений и получить доступ к экономическим ресурсам для себя и своих сторонников. Таким образом, не секрет, что бизнес, правительство и преступный мир неразрывно связаны, особенно на местном уровне.
Похожая ситуация наблюдается и за пределами Казахстана. Кыргызстан — еще один пример [использования] связей с преступными группировками, у некоторых из которых уже готова инфраструктура по мобилизации и имеются соответствующие ресурсы. Они используют эти криминальные элементы, когда им удобно, обычно на фоне какого-то акта гражданского неповиновения, нестабильности.
У нас всё еще нет достаточных доказательств, чтобы подтвердить эту гипотезу. Но я думаю, мирными протестами воспользовались в своих целях группировки, вероятно имеющие криминальные интересы. Очевидно, было намерение еще больше дестабилизировать ситуацию в интересах этих группировок, а также политических элементов, стоящих за ними. Некоторые подозревают, что часть этих политических элементов находилась на стороне сети, которой покровительствует Назарбаев, и имел место и внутриэлитный переворот, раскол.
Азаттык: Думаете ли вы, что эти преступные группировки были хорошо подготовлены к совершению насилия? Я имею в виду, что организация всех этих нападений требует координации и времени. Можно ли перехватить мирные демонстрации и превратить их в насилие? Это так легко сделать?
Мария Омеличева: Я не думаю, что был разработан некий план: что они начнут действие в определенном месте, затем пойдут в сторону дворца, потом в сторону полицейского управления. Я думаю, во многом толпа направляла себя сама, многие события происходили спонтанно.
Тем не менее в Казахстане очень высокий мобилизационный потенциал. Не для насилия, а в целом. Существует организация, которая отслеживает протесты в Центральной Азии. И ее система показывает, что за последние два-три года в Казахстане произошло самое большое количество протестов в регионе. Когда такое происходит, отдельные лица и организаторы небольших групп учатся, как быстро реагировать, как действовать. Опять-таки, многие протесты были мирными. Но когда толпа большая и при этом нет лидеров и четкого плана, этот высокий уровень волатильности и спонтанности может быстро превратиться в нечто неконтролируемое. Я думаю, что в первые недели января в Казахстане, и в частности в Алматы, происходило много непредсказуемых событий.
НЕ УДИВЛЮСЬ, ЕСЛИ В ЭТОМ И СЛЕДУЮЩЕМ ГОДУ НАЗАРБАЕВА И СЕМЬЮ ОБВИНЯТ В ЧЕМ-ТО ДРУГОМ»
Азаттык: Другая версия казахстанского правительства: была попытка государственного переворота. Был арестован, обвинен в попытке насильственного захвата власти экс-глава КНБ Карим Масимов…
Мария Омеличева: Аналитически или теоретически переворот и теракт могут происходить одновременно, потому что терроризм по определению является средством, методом для достижения политической цели, которая может заключаться в свержении правительства. Так что теоретически это возможно. Я не думаю, что именно это произошло в Казахстане. Возьмем, к примеру, Масимова. Возникает вопрос: почему именно он? Я думаю, нужен был козел отпущения, и им стал экс-глава КНБ.
Важно обращать внимание на то, что происходило после его увольнения. Правительство Токаева сместило трех зятьев Назарбаева. Здесь мы четко видим картину перераспределения политических должностей. Однако политические должности так значимы, потому что они позволяют получить доступ к экономическим ресурсам. А сеть под покровительством Назарбаева включала членов семьи и сторонников на должностях руководителей ключевых стратегических отраслей: горнодобывающей, энергетической и других.
Я думаю, что Токаев хочет избежать дальнейшей дестабилизации, выдвигая обвинения против членов семьи Назарбаева. Но ему нужен некий козел отпущения, более политически уязвимый, но и являющийся частью сети, на которого можно свалить вину за случившееся.
Но я не удивлюсь, если в этом или следующем году Назарбаева и его семью обвинят в чем-то другом. Кажется, сейчас происходит много событий. Нужно подождать и посмотреть, но многое указывает на то, что идет внутриэлитный, дворцовый переворот.
Азаттык: Полиция Алматы заявила, что «террористы совершили нападения на морги и похитили 41 тело своих сообщников». Это типичное поведение? Замечали ли вы нечто подобное в действиях террористов раньше?
Мария Омеличева: Этот пример очень странный. Во-первых, цель терроризма — посеять страх, предать огласке теракт, опять же для того, чтобы посеять страх. Я не говорю, что за все теракты кто-то берет ответственность. Но скрывать, кто это сделал и почему, нехарактерно для террористов.
Во-вторых, вопрос, который задавали наблюдатели: почему не напали на тюрьму? Это гораздо более распространенное явление. Вспомним события октября 2020 года — протесты, которые переросли в насилие в Кыргызстане сразу после неудачных парламентских выборов. Что сделали участники беспорядков? Они направились в сторону тюрьмы.
В случае с Казахстаном тоже можно было бы ожидать, что боевики или террористы направятся к зданию тюрьмы, чтобы освободить своих соратников, лидеров, других лиц… Так что в версии правительства слишком много несоответствий.
Азаттык: Весь мир наблюдал, как в Казахстане захватывали правительственные здания, а преступные группировки парализовали работу госучреждений. Но из сказанного вами становится понято, что у казахстанских силовиков есть возможности противостоять таким явлениям. Что же пошло не так? Это был саботаж?
Мария Омеличева: Есть несколько моментов. Во-первых, из имеющихся свидетельств, особенно из сообщений наблюдателей на местах, мы знаем, что, когда в Алматы начались насильственные действия, полиция исчезла или просто бездействовала. Воцарилась вседозволенность. Это своего рода загадка. Почему полиция не отреагировала, когда произошли первые случаи насилия? У них была возможность что-то предпринять, но они предпочли ничего не делать. Это очень важно отметить.
Второй момент: правительство продолжает отрицать, что нападавшие были местными, обвиняя во всем иностранную силу, религиозную идеологию.
Негативные последствия связаны с тем, что они отвлекают внимание от реальных источников недовольства в стране. Потому что правительство теперь может заявить о победе над так называемым терроризмом извне и отмести все остальные проблемы — политическую коррупцию, разрыв между богатыми и бедными, экономическую стагнацию и прочее.
Заявления об угрозе терроризма дают правительству возможность продолжать пренебрегать реальными глубинными вопросами и проблемами, которые ведут к более явному проявлению экстремизма и более агрессивному поведению, преуменьшать их, отодвигать на второй план.
Азаттык: Некоторые предполагают, что одной из потенциальных сил, способных дестабилизировать ситуацию в стране, могут быть религиозные группировки внутри страны, которые, возможно, имеют связи с экстремистами за рубежом. Специалисты считают, что у них есть определенные медиаресурсы, а также связи во властных структурах. Насколько обоснованны эти предположения?
Мария Омеличева: Я думаю, что у аналитиков есть причины для таких теорий и для того, чтобы внимательно отслеживать ситуацию в Казахстане.
В сети под патронажем Назарбаева, среди более молодого поколения Назарбаевых по крайней мере один из его племянников пытался создать, легализовать исламскую партию в Казахстане. Он известен тем, что смотрит не на восток или запад, а на юг и пытается найти путь для Казахстана, уходящий корнями в исламскую традицию.
Я думаю, что такие предположения, возможно, обоснованны, и есть сторонники такого альтернативного пути, альтернативной идентичности для Казахстана, уходящей корнями в более фундаменталистскую философию и религиозную практику. Это не означает, что любые более консервативные и фундаменталистские исламистские убеждения обязательно являются насильственными.
Мы также знаем, что некоторые южные и западные регионы имеют связь с салафизмом, получившим развитие на Северном Кавказе в России.
Мы не должны сбрасывать со счетов риски, связанные с религиозной радикализацией. Есть причины для беспокойства, но это не значит, что все проблемы в Казахстане связаны с радикальной идеологией, завезенной извне, и нужно отрицать внутренние источники радикализации и насилия в Казахстане.
Возможно ли, что некоторые люди или группы людей, придерживающиеся радикальных религиозных убеждений, воспользовались протестом? Если поговорить с наблюдателями на местах, они утверждают, что толпа состояла из различных групп. Были мирные протестующие, были те, кто применял насилие, и эта группа также не была однородной. Были приезжие, сельские жители, развилось что-то вроде стадного чувства. Были зачинщики насилия, но без лидеров. Они были неорганизованны. Присутствовали и преступники. Можно предположить, что кто-то из них придерживался радикальных исламских убеждений. Но опять же, нельзя сказать, что все они были «20 тысячами бандитов, поддерживаемых исламистами».
НЕ ДУМАЮ, ЧТО ТОКАЕВУ УДАСТСЯ СОЗДАТЬ НАСЛЕДИЕ ОТДЕЛЬНО ОТ НАСЛЕДИЯ НАЗАРБАЕВА»
Азаттык: Учитывая сотни жертв, тысячи раненых, как правительство Казахстана может спасти свою репутацию перед согражданами и международным сообществом? Каковы, на ваш взгляд, будут последствия этих событий для режима в стране?
Мария Омеличева: Трудно сказать. Определенно, останется большое пятно на репутации. Вопрос в том, удастся ли Токаеву представить всю картину так, чтобы переложить вину на Назарбаева? Это может быть сделано довольно успешно. И мы видели различные типы политических переходов, например [в Узбекистане] от Каримова к Мирзиёеву. Он смог отодвинуть наследие Каримова на второй план и сформировать собственную легитимность.
Удастся ли Токаеву сделать это? Возможно. Судя по тому, что я слышу и вижу, молодое поколение в Казахстане более аполитичное. У Токаева может получиться, если он проведет ряд реформ, которые успокоят это поколение путем повышения доходов, расширения возможностей, как это сделал Назарбаев, когда Казахстан процветал благодаря изобилию средств от продажи нефти на мировом рынке.
Но сейчас ситуация иная. Возникает очень много вопросов по поводу способности Токаева проводить или осуществлять конструктивные реформы. Уже звучали обвинения в том, что всё делается для отвода глаз. Но я думаю, будет попытка переложить вину на Назарбаева. Так называемая «деназарбаевизация» уже происходит.
Азаттык: После этих беспорядков Токаев предпринял первые шаги. Мы видим, что правительство ушло в отставку, но новый состав почти не отличается от прежнего. Большинство экспертов ожидали, что он распустит парламент, но и этого не произошло. Видите ли вы в этом решимость Токаева дистанцироваться от наследия Назарбаева?
Мария Омеличева: Сложно сказать. Существует своего рода пирамида, закостеневшая сеть, которую очень трудно разрушить. Мы слышим, что идет множество обсуждений за закрытыми дверями о разделении власти и экономических ресурсов.
Просто убрав представителей ближайшего окружения Назарбаева с этих постов, проблему сети покровительства не решить. Не хотелось бы недооценивать Токаева, но, судя по тому, что я видела и слышала, не думаю, что ему удастся создать собственное наследие отдельно от наследия Назарбаева. И к сожалению, это приведет к еще большей политической нестабильности в Казахстане.
«Мнения, выраженные в настоящей публикации, представляют собой точку зрения собеседника и не являются официальной позицией правительства, Министерства обороны или Национального военного колледжа США»
.
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.