Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

Серикжан Маулетбай: «В нашей стране могут прослушивать любого активного человека»

В проекте «Диалоги» журналист Серикжан Маулетбай рассказывает, как он относится к тому, что его, возможно, прослушивают спецслужбы, объясняет, почему Казахстану не нужно министерство информации, и рассуждает о свободе слова в стране.

Этим летом Центр по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP) опубликовал список людей, телефоны которых могли быть взломаны с помощью шпионской программы Pegasus или выбраны мишенями для взлома. Среди них был и журналист Серикжан Маулетбай. По данным OCCRP, в перечне значились правозащитница Бахытжан Торегожина, бывший главный редактор газеты Central Asia Monitor Бигельды Габдуллин, но в основном там фигурировали представители политических элит — президент Касым-Жомарт Токаев, премьер-министр Аскар Мамин, родственники влиятельных олигархов, что натолкнуло исследователей на предположение, что казахстанские спецслужбы «следили за всем режимом». Всего, по утверждениям сотрудников OCCRP, объектами предполагаемой киберслежки стали около двух тысяч казахстанцев, однако полный список до сих пор не опубликован.

«Диалоги» — проект Азаттыка, посвященный современной журналистике. Это серия интервью с журналистами, которые рассуждают о тонкостях профессии, взаимоотношениях средств массовой информации с властью и обществом, сложностях своей работы и социально-политических событиях.

О КИБЕРСЛЕЖКЕ В СТРАНЕ, «ГДЕ МОГУТ СПОКОЙНО НАРУШАТЬ ЗАКОНЫ»

Пётр Троценко: Что ты почувствовал, когда узнал, что ты в «списке Pegasus»?

Серикжан Маулетбай: Абсолютно ничего не почувствовал. Для меня это было даже не новостью. Я и раньше предполагал, что меня могли прослушивать, — скорее всего, так оно и было. Тем более когда мы говорим о Казахстане — стране, где могут спокойно нарушать законы и делать всё, что хотят, это вполне нормально.

Пётр Троценко: Меня удивило, что в этом списке не появились фамилии других журналистов, ведь следить могли не только за тобой. По идее список журналистов может быть гораздо шире.

Серикжан Маулетбай: К сожалению, они перестали обновлять список, но я уверен, что там есть еще журналисты, хотя они и заявляли, что прослушивают в основном политиков и бизнесменов. Вряд ли они говорили бы «журналисты» во множественном числе, если бы я был один в этом списке.

Пётр Троценко: Ты получал когда-нибудь косвенные подтверждения, что твоя жизнь и работа отслеживаются кем-то извне?

Серикжан Маулетбай: Я даже не задумывался об этом, потому что предполагаю, что в нашей стране могут прослушивать любого активного человека. И вероятно, это вполне обычное дело, поскольку те же самые спецслужбы имеют доступ к любой информации. Несколько лет назад был скандал, что операторов сотовой связи заставляли устанавливать «черные ящики», чтобы любой разговор можно было записать и прослушать в любое время. И, насколько я понимаю, особой санкции для прослушки не требуется. Говорят, что ее даже можно санкционировать задним числом.

Пётр Троценко: Не могу не процитировать твои слова: «Если хотят, пусть слушают. Мне нечего скрывать». Ты не задумывался, зачем вообще тебя слушают?

Серикжан Маулетбай: Мне и правда нечего скрывать, я законопослушный человек и поэтому абсолютно спокойно говорю, что пусть меня слушают. Конечно, это нарушение моих прав, это вторжение в мое личное пространство, — разумеется, я против этого. Но если они захотят слушать, то будут слушать, никто не спросит разрешения. Это ведь так называемая «национальная безопасность». Я думаю, что прослушивание меня связано, скорее всего, с тем, что в свое время я выходил в поддержку фигурантов дела по Жанаозену в 2012 году. Наверное, моя активность в то время и сыграла роль, что я попал в этот список. Плюс я же неконтролируемый журналист — редакция никогда не запрещала мне что-либо делать и какой-либо вопрос задавать на любой пресс-конференции либо писать запросы по какой-либо теме.

«ПРЕСС-СЛУЖБЫ ВЕДУТ СЕБЯ КАК ПИАРЩИКИ В ЧАСТНЫХ КОМПАНИЯХ»

Пётр Троценко: Давай теперь поговорим о тех, кому, наверное, есть что скрывать, потому что с журналистами они взаимодействуют не очень охотно. То есть о государственных ведомствах и их пресс-службах. Почему госорганы в своей общей массе не любят предоставлять информацию СМИ?

Серикжан Маулетбай: В первую очередь это связано с деградацией журналистики и с усилением позиции действующей власти. А еще — с отсутствием оппозиции и авторитетных гражданских активистов, которые могли бы оппонировать действующей власти. Чиновники забыли, что они работают на народ, получают деньги налогоплательщиков за то, чтобы делать свою работу хорошо. Мне кажется, что пресс-службы ведут себя как пиарщики в частных компаниях — работают на имидж госорганов и самостоятельно решают, какую информацию выпускать, а какую нет. Пресс-секретари стали личными пиарщиками чиновников, они просто работают на имидж конкретного чиновника. И большинство из них не знает ни закон о доступе к информации, ни закон о СМИ.

Пётр Троценко: В регионах, наверное, ситуация еще хуже и печальнее.

Серикжан Маулетбай: Я бы не сказал. Есть регионы, в которых коммуникации более или менее нормально выстроены и где журналистов допускают на аппаратные совещания местного исполнительного органа. Но у нас есть два ключевых города — это столица и Алматы, в которых, наверное, из-за того, что акимы — «весовые» лица в этой политической системе, они позволяют себе работать как им удобно. В Алматы и в столице очень тяжело получить ответы на любой вопрос. Особенно тяжело получить ответы, если это касается трат из бюджета.

Пётр Троценко: Ты регулярно участвуешь в онлайн-брифингах, которые организовывают различные ведомства, в первую очередь Минздрав. Как выстраивается взаимодействие журналистов и чиновников во время пандемии? Наладилась ли работа или наоборот — стало хуже?

Серикжан Маулетбай: Если брать конкретно министерство здравоохранения, то коммуникации у Минздрава очень и очень плохие. На пресс-конференциях они всё время говорят, что у них есть пресс-службы, которые работают якобы отлично. Но сколько бы я ни отправлял запросов в пресс-службу, получал ответы вообще никакие, их даже нельзя было использовать в материалах. Был случай, когда я задавал серьезные вопросы и просил свести меня с профессиональным инфекционистом, который это всё разъяснит и разложит по полочкам. В итоге я получил ответ — три-четыре предложения на каждый вопрос, которые бы мог сам найти в Google. Хотя что говорить о пресс-службе, если сами чиновники из Минздрава примерно так же и отвечают на пресс-конференциях.

«МИНИСТЕРСТВО ИНФОРМАЦИИ БОЛЬШЕ ЗАНИМАЕТСЯ ВРЕДИТЕЛЬСТВОМ, ЧЕМ ПРИНОСИТ ПОЛЬЗУ ЖУРНАЛИСТАМ»

Пётр Троценко: Как ты относишься к министерству информации и общественного развития? Нужно ли оно нашему журналистскому сообществу?

Серикжан Маулетбай: За всё свое время работы я вижу только то, как министерство информации больше занимается вредительством, чем приносит пользу журналистам. Наша сфера должна сама себя регулировать, как происходит в некоторых других странах, где СМИ живут по своим негласным законам, о которых они договорились между собой. К сожалению, в нашей стране существует закон о СМИ, который в большей степени защищает чиновников, нежели работает в пользу журналистов.

Я помню 2019 год, когда в министерстве информации и коммуникаций во главе с Дауреном Абаевым в очередной раз решили поменять правила аккредитации, в которых в полном серьезе предлагали ограничить работу журналистов, в том числе и по количеству мест в зале. И чтобы мы подчинялись модератору, который если скажет не писать, мы это писать не должны, потому что это будет нарушением правил аккредитации. Там было еще несколько моментов, которые противоречили свободе слова и праву получать и распространять информацию, которое закреплено в Конституции страны. И если бы министерство действительно работало на пользу журналистов и свободы слова, оно никогда бы не предложило такие правила. Конечно, мы тогда очень сильно возмущались, собрали более 300 подписей против этих правил, причем подписывали практически все редакции, включая республиканские. И благодаря тому, что мы написали заявку на проведение митинга, эти правила не были приняты. Ну и плюс там сыграло роль, что через некоторое время ушел Назарбаев и им стало уже не до нас.

Любое правило, любой законопроект, который выносит министерство информации на обсуждение, принимается и согласовывается исключительно с государственными органами. Даже если открыть любой нормативно-правовой акт или те же самые правила аккредитации, там будет написано, что документ согласован с кучей государственных органов, но нигде не будет написано, что они согласовали его с редакциями.

Пётр Троценко: Какой ты видишь казахстанскую журналистику через десять лет?

Серикжан Маулетбай: Мне кажется, что журналистика станет более свободной. Из-за существующих ограничений, цензуры журналисты уйдут в соцсети. Сейчас такая тенденция уже наблюдается. Мы видим, что журналисты открывают каналы на YouTube, telegram-каналы, развивают страницы в Facebook, Instagram, а некоторые пошли захватывать TikTok. И все эти площадки неподвластны контролю со стороны государства. Через некоторое время каждый журналист может стать как отдельное СМИ. Доверие к классическим СМИ упадет, поскольку соцсети неподвластны политическому режиму, а также мнению редакторов.

Но я всё же надеюсь, что действующая власть поймет необходимость уменьшения влияния на СМИ и издания станут более свободными, будут проводить журналистские расследования. Кроме того, мне кажется, что в течение десяти лет увеличится спрос на казахоязычный контент. Большая часть СМИ будет писать на казахском языке.
 Журналист Серикжан Маулетбай

Петр Троценко

https://rus.azattyq.org/a/kazakhstan-dialogi-serikzhan-mauletbay/31509454.html

 

Поделись, чтобы люди узнали:
.