КАЗАХСТАН: ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ДОКЛАД О СУДЕБНОМ ПРОЦЕССЕ НАД ГРАЖДАНСКИМ
АКТИВИСТОМ АЛЬНУРОМ ИЛЬЯШЕВЫМ
СЕНТЯБРЬ 2020 Г.
С 12 по 22 июня 2020 года, Центр по правам человека Американской ассоциации юристов наблюдал за судебным процессом над Альнуром Ильяшевым в Казахстане, в составе инициативы TrialWatch, которую ведёт Фонд Клуни «За справедливость» (Clooney Foundation for Justice). А. Ильяшев – гражданский активист и блоггер. Он был привлечён к ответственности за “распространение заведомо ложной информации … в условиях чрезвычайного положения” на основании трёх постов в Facebook, где правящая партия Nur Otan критиковалась за коррупцию и некомпетентность, в том числе при отклике на пандемию COVID. Судебный процесс – который из-за COVID проводился по видеосвязи – был отмечен серьёзными нарушениями права А. Ильяшева на справедливое судебное разбирательство. В частности, этот процесс продемонстрировал потенциальную опасность виртуальных судебных слушаний. Из-за технических проблем, передача постоянно прерывалась, и в результате защита не могла подавать ходатайства, выдвигать аргументы, опрашивать свидетелей. Председательствующий судья ничего не предприняла для устранения нарушения этих прав защиты. Этот суд также нарушил право А. Ильяшева на свободу слова. Обвинение опиралось исключительно на критику А. Ильяшева в адрес правящей партии Nur Otan, притом что эти высказывания заслуживали повышенной охраны с учётом их роли в общественных обсуждениях. В настоящем докладе представлен предварительный анализ судебного процесса над А. Ильяшевым и выделены конкретные нарушения обязательств Казахстана по Международному пакту о гражданских и политических правах (ICCPR).4 Впоследствии будет представлен полный отчёт.
История
Альнур Ильяшев – казахстанский гражданский активист и блоггер. 17 апреля 2020 г. его арестовала полиция. По словам защитников А.Ильяшева, на следующий день органы сообщили Ильяшеву, что он подозревается в совершении преступления, предусмотренного Статьёй 274 Уголовного кодекса Казахстана, которая устанавливает ответственность за распространение “заведомо ложной информации, создающей опасность нарушения общественного порядка или причинения существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества или государства.” Следствие основывалось на серии постов в Facebook, которые А. Ильяшев разместил в марте 2020 года. Первый пост, который включал фразу «Гора родила мышь», говорил о том, что правящей партии Nur Otan удалось собрать всего 41 миллион долларов для Общественного Фонда Birgemiz – который был создан для облегчения положения людей, страдающих от пандемии
COVID. Второй пост, в котором была фраза «Партия жуликов и воров?», комментировал арест одного из известных членов правящей партии Nur Otan. В третьем посте содержался отклик на новостную статью, в которой содержались похвалы в адрес Nur Otan за помощь
нуждающимся во время пандемии. В посте осуждалось “кризисное медиа-мародёрство”: по утверждению А. Ильяшева, на фотографии к статье изображена по всей видимости развозка продуктов питания, в которой участвовал он сам и другие люди – явно без всякой помощи от Nur Otan. В посте дальше сказано: “А повадки “правящей” партии узурпаторов уже многие знают, как и не питают иллюзий относительно её “великой щедрости”…”
Статья 274(4)(2) предусматривает более суровое наказание за деяния, совершённые в условиях чрезвычайного положения. 15 марта 2020г. Казахстан объявил чрезвычайное положение из-за пандемии COVID-19.11 На основании того, что эти три поста были размещены во время объявленного чрезвычайного положения, органы утверждали, что применяется именно эта часть, то есть приговор мог быть до семи лет лишения свободы.
18 апреля, в тот день, когда А. Ильяшеву было якобы сообщено о расследовании, судья удовлетворил ходатайство следствия о задержании А. Ильяшева на два месяца до суда. А.Ильяшева перевели в изолятор временного содержания. 6 мая его перевели в следственный изолятор. 15 мая Прокуратура г. Алматы официально одобрила обвинительный акт. В обвинении против А. Ильяшева прокуратура почти целиком опиралась на скриншоты его постов и на мнение заявленной как политический эксперт Розы Акбаровой, которая оценивала, имеются ли [в постах А. Ильяшева] “признаки
информации, создающей опасность нарушения общественного порядка в условиях чрезвычайного положения или причинения существенного вреда интересам общества, государства и граждан.”
Суд над А. Ильяшевым начался 12 июня в суде №2 Медеуского района города Алматы. Изза пандемии, он проходил по видеосвязи. Наблюдатель TrialWatch обратился в суд за разрешением наблюдать за процессом, получил его и вошёл в видео трансляцию. В течение
шести судебных заседаний, растянувшихся на десять дней, обвинение и защита представляли свидетелей и аргументацию. Примечательно, что многократно в ходе процесса, защита требовала отвода председательствующего судьи, Залины Махарадзе. В заключение процесса, обвинение потребовало для А. Ильяшева трёх лет лишения свободы и запрета заниматься политической и гражданской деятельностью сроком на пять лет. 22 июня судья Махарадзе приговорила А. Ильяшева к трём годам ограничения свободы, с
требованием в том числе регулярно отмечаться в полиции, и к запрету заниматься политической и гражданской деятельностью сроком на пять лет.
В соответствии с методикой TrialWatch, настоящий Предварительный доклад основан на записях наблюдателя и документах, содержащихся в деле, таких как обвинительный акт и приговор. Аналогично, Доклад охватывает не только процессуальные нарушения, но и содержание самих предъявленных обвинений, так как последние отражают правосудность судебного разбирательства в целом.
А. Ильяшев подал жалобу на приговор в Алматинский городской суд.
Право на справедливое судебное разбирательство и право на защиту
В соответствии со Статьёй 14(1) Международного пакта о гражданских и политических правах (ICCPR), каждый имеет право при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, «на справедливое и публичное разбирательство дела компетентным,
независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона». Комитет ООН по правам человека признаёт нарушения Статьи 14(1) в тех случаях, когда защите ставятся препятствия в представлении своей позиции. В деле Гридин против Российской Федерации, например, суд не принял мер к нейтрализации враждебной обстановки в зале суда, «вследствие чего защитник оказался не в состоянии надлежащим образом провести допрос свидетелей обвинения и изложить доводы защиты». Комитет сделал таким образом вывод, что «ведение судебного процесса … даёт основания говорить о нарушении права автора на справедливое судебное разбирательство по смыслу пункта 1 статьи 14.»
К аналогичным выводам Комитет приходит по Статье 14(3)(d), которая предусматривает, что каждый имеет право при рассмотрении любого предъявляемого ему уголовного обвинения «защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника». Как указывает Комитет, Статья 14(3)(d) нарушена, если «суд или иной компетентный орган мешают назначенным юристам эффективно выполнять свою работу».
В данном деле, право А. Ильяшева на справедливое судебное разбирательство – включая и право защищать себя – было нарушено, в нарушение Статьи 14(1) и Статьи 14(3)(d). Как и в деле Гридин, где враждебная атмосфера в зале судебного заседания помешала защите
представить свою позицию, проблемы с виртуальным процессом постоянно препятствовали А. Ильяшеву и его адвокатам подавать ходатайства, выдвигать аргументы и опрашивать свидетелей. Несколько эпизодов, которые произошли в судебном заседании 15 июня, это иллюстрируют. В начале судебного заседания один из адвокатов А. Ильяшева, Т. Назханов, ходатайствовал о допросе троих свидетелей. Связь с ним неоднократно прерывалась. Последовал такой обмен репликами, как зафиксировал наблюдатель:
“Подсудимый Ильяшев говорит, что не видит прокурора. Адвокат
Назханов пытается начать речь ещё раз, и зачитывает вновь своё
ходатайство. Связь адвоката снова пропадает. Но что судья кричит:
“Суд вас всех видит и всех слышит!” Прокурор кричит: “Прокурор
тоже всех видит и слышит!” “ Ни прокурора, ни Назханова не видно и
не слышно,” отвечает Ильяшев. Но судья говорит: “У нас всех видно,
все подключены, всех хорошо слышно.” Тут начинает возмущаться
Ильяшев: “ Вот вы видите всех, а мы никого не видим! Как вы вообще
относитесь к уголовному процессу? Вы либо в микрофон говорите,
либо громче говорите.” Судья предлагает адвокату продолжить. “Вас
не слышно, гражданка Махарадзе!” кричит подсудимый. Тут опять
всех участников процесса и журналистов выбросило из конференции
и они переподключились снова”.
Т. Назханов не смог заявить своё ходатайство в полном объёме. Судья Махарадзе в итоге разрешила защите опросить двоих из трёх заявленных свидетелей. Позже 15 июня, Т. Назханов ходатайствовал об отложении суда на основании плохого состояния здоровья А.
Ильяшева. Связь вновь пропала. Судья Махарадзе спросила другого адвоката, В.Воронова, о его мнении по ходатайству, на что В. Воронов ответил: “Я не слышал ходатайство, но я конечно его поддерживаю. Но повторяю, что ни я, ни Ильяшев этого ходатайства не слышали.” Учитывая эти технические трудности, оба они не смогли комментировать этот вопрос и выдвигать аргументы.
Такие же проблемы возникали при допросе свидетелей. Связь прерывалась в ходе опроса защитой эксперта обвинения Розы Акбаровой, которая звонила в судебное заседание со своего мобильного телефона. После того, как Р. Акбарова заявила, что у неё садится батарейка, связь пропала окончательно, и защита не смогла закончить допрос.
В свете всего этого, отказ суда отложить слушание до решения технических проблем серьёзно подорвал представление позиции защиты, в нарушение Статьи 14(1) в общем виде и Статьи 14(3)(d) в частности. Примечательно, что Комитет ООН по правам человека
разъяснил, что Государства не могут “ссылаться на чрезвычайное положение” в оправдание “отхода от основных принципов справедливого судебного разбирательства”: “По мнению Комитета, из принципов законности и господства права вытекает, что основополагающие требования справедливого судебного разбирательства должны выполняться и во время чрезвычайного положения.” В этом же духе, Европейский суд постановил, что когда процесс ведётся по видеосвязи, “заявителю должна быть обеспечена возможность следить за разбирательством и быть услышанным без технических помех.”
Не выражая позиции по вопросу о том, может ли и при каких обстоятельствах виртуальный процесс быть совместим с правом на справедливое судебное разбирательство, нет никакого сомнения в том, что подобный процесс должен соответствовать критериям надлежащего отправления правосудия. В деле А. Ильяшева, коррективы, внесённые COVID-19, не могли оправдывать неоднократное нарушение его основополагающего права представить аргументы в свою защиту.
Право на эффективное участие
Возможность обвиняемого эффективно участвовать в процессе против него широко признаётся ключевой составляющей права на справедливое судебное разбирательство. Как указал Европейский суд по правам человека, Статья 6 – в которой Европейская конвенция развивает право на справедливое судебное разбирательство – “в целом гарантирует право обвиняемого на эффективное участие в разбирательстве уголовного дела, которое предусматривает, inter alia, не только его право присутствовать на судебном разбирательстве, но и слышать ход разбирательства и следить за ним.” Такое понимание права на справедливое судебное разбирательство подтверждается разными подразделами Статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах: право пользоваться помощью переводчика, что должно обеспечить обвиняемому возможность следить за процессом; право быть судимым в своём присутствии, что подразумевает способность слышать процесс и следить за ним; право защищать себя лично, что по необходимости подразумевает способность слышать процесс и следить за ним; и право сноситься с выбранным им самим защитником, что также подразумевает, что обвиняемый способен слышать процесс и следить за ним и соответственно советоваться с защитником.
Проблемы с видеосвязью, описанные выше, означали, что А. Ильяшев зачастую не мог слышать свидетелей, собственных адвокатов, прокурора и судью – и что равным образом они не могли слышать его. Это нарушает его право на эффективное участие в судебном
разбирательстве.
Право общаться с защитником
В соответствии со Статьёй 14(3)(b) Международного пакта о гражданских и политических правах, обвиняемый вправе “иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты и сноситься с выбранным им самим защитником.” По мнению Комитета ООН по правам человека, это положение требует, чтобы обвиняемый получил достаточно времени на встречу с адвокатом и обсуждение позиции: Комитет установил нарушение Статьи 14(3)(b), например, когда обвиняемому “было предоставлено всего несколько минут в день в ходе разбирательства на общение с защитником.” Как указал Европейский суд, подсудимые должны иметь возможность общаться со своими защитниками в режиме
реального времени во время процесса.
Статья 14(3)(b) требует также, чтобы “защитнику была предоставлена возможность встретиться со своим клиентом без свидетелей и общаться с обвиняемым в условиях, которые полностью обеспечивали бы конфиденциальность их общения.”
Что касается судебных заседаний в данном деле, суд не дал А. Ильяшеву достаточной возможности общаться с защитниками. А. Ильяшев смог поговорить со своими адвокатами считанное число раз, во время кратких перерывов в слушаниях (и почти никогда не мог сделать это в условиях конфиденциальности, как обсуждается ниже). Более того, органы не установили никакого канала связи для А. Ильяшева, чтобы он мог либо в режиме реального времени откликаться на события в зале суда, либо воспользоваться советами и помощью своих адвокатов. Лишение его подобных консультаций аналогично ситуации, отмеченной Комитетом ООН по правам человека в деле Раус, как нарушение норм Статьи 14(3)(b).
Что касается конфиденциальности связи, А. Ильяшев был ограничен обсуждением дела со своими адвокатами по открытой видеосвязи во время перерывов в заседаниях, иногда в присутствии прокурора. В течение всего процесса, единственная возможность для конфиденциальных консультаций представилась в заседании 19 июня: когда суд ушёл на перерыв, остальные участники были удалены из видеотрансляции, чтобы дать А. Ильяшеву возможность посоветоваться со своими защитниками.
Ведение судебного процесса показывает важное значение конфиденциальных консультаций в режиме реального времени. 12 июня, например, А. Ильяшев ходатайствовал перед судом об отложении дела до появления возможности быть судимым лично. В какой-то момент А. Ильяшев исчез с экрана, после чего офицер в изоляторе сообщил, что А.Ильяшев не желает участвовать в онлайн-суде. Его адвокаты просили о переносе, чтобы обсудить этот вопрос с А. Ильяшевым. Суд не разрешил эти консультации и тут же отказал в ходатайстве А. Ильяшева.
Между тем, адвокаты А. Ильяшева подали в ходе суда целый ряд процессуальных ходатайств, в том числе ходатайство об отводе судьи Махарадзе. А.Ильяшев не мог посоветоваться с адвокатами по стратегии в эти ключевые моменты. Постоянные перебои
в видеосвязи, описанные выше, также стали причиной для беспокойства. Во многие моменты, защитники А.Ильяшева не знали, может ли он слышать процесс – и наоборот. Было мало возможностей для уточнения, и никаких – для конфиденциальных уточнений.
Как говорилось выше, Комитет ООН по правам человека указал, что Государства не могут “ссылаться на чрезвычайное положение” в оправдание “отхода от основных принципов справедливого судебного разбирательства.” Европейский суд также отметил, что когда процесс ведётся по видеосвязи, должны уважаться права на справедливое судебное разбирательство, в том числе путём обеспечения “эффективного и конфиденциального общения с адвокатом.” В настоящем деле, право А. Ильяшева на эффективное и конфиденциальное общение с адвокатом по Статье 14(3)(b) было нарушено. В свете виртуального характера судебного заседания, власти обязаны были установить альтернативные каналы связи для обеспечения надлежащих консультаций.
Право на вызов и допрос свидетелей
В соответствии со Статьёй 14(3)(e) Международного пакта о гражданских и политических правах, каждый обвиняемый в уголовном преступлении имеет право “на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, какие существуют для свидетелей, показывающих против него.” По словам Комитета ООН по правам человека, “данная гарантия имеет важное значение для обеспечения эффективной защиты обвиняемыми и их защитниками и тем самым обвиняемым гарантируются те же самые юридические полномочия требовать присутствия свидетелей и допрашивать или подвергать перекрёстному допросу любых свидетелей, имеющихся у обвинения.”60 Статья 14(3)(e) не предоставляет неограниченного права на привлечение к участию в процессе любого свидетеля, а предоставляет право на допуск свидетелей, имеющих значение для защиты, если они заявлены своевременно в соответствии с процессуальными требованиями.
В деле Аллабердыев против Узбекистана, Комитет рассматривал дело, в котором обвиняемый был судим и приговорён за преступления в связи с наркотиками. Защита просила вызвать в том числе лиц, которые вели следствие, и лиц, которые, по утверждению обвиняемого, подбросили ему наркотики. Хотя эти свидетели имели центральное значение для версии защиты о том, что дело сфабриковано, суд отказал в этой просьбе, посчитав эти показания не имеющими отношения к делу. Комитет установил нарушение Статьи 14(3)(e).66 Аналогично, в деле Саидов против Таджикистана, Комитет установил нарушение Статьи 14(3)(e), когда суд, “заявив, что запрошенные свидетели слишком близки с обвиняемым и заинтересованы в исходе дела,” не дал обвиняемому вызвать 11 свидетелей. При этом, право на вызов и допрос свидетелей распространяется и на специалистов.
Нарушения Статьи 14(3)(e) могут возникать там, где суд чрезмерно ограничивает вопросы защиты. В деле Ларраньяга против Филиппин, например, Комитет установил, что суд нарушил Статью 14(3)(e), не только отказав в вызове заявленных защитой свидетелей, но и без достаточных оснований досрочно прекратив перекрёстный допрос защитой одного из
главных свидетелей обвинения.
В деле А. Ильяшева, защита законно ходатайствовала о вызове девяти свидетелей; троих, которые участвовали в упомянутом выше развозе продуктов с А. Ильяшевым и которые могли бы дать показания об участии в этом партии Nur Otan и посте А. Ильяшева на эту тему, и шестерых подписчиков аккаунта А. Ильяшева в социальных сетях, которые видели соответствующие посты и могли бы дать показания о своей реакции на эти посты. Защита просила также вызвать трёх специалистов – в том числе политолога, филолога и психолингвиста – которые могли бы рассказать о содержании и политических последствиях постов А. Ильяшева. Как зафиксировал наблюдатель, суд отверг большинство этих свидетелей, но в большинстве случаев не привёл никакой мотивировки своих решений. Учитывая, что эти свидетели имели прямое отношение к делу А.Ильяшева, это поведение нарушило Статью 14(3)(d).
Суд также оборвал опрос специалиста от обвинения, Р. Акбаровой. Р. Акбарова дала заключение, что посты А. Ильяшева могут вызвать нарушение общественного порядка и причинить вред гражданам и организациям. Как говорилось выше, оценка Р. Акбаровой была в центре позиции обвинения: единственные доказательства, перечисленные в обвинительном акте, это допрос А. Ильяшева у следователя (где тот заявил о своей невиновности), скриншоты его постов, протоколы опроса Р. Акбаровой следователем и заключение специалиста Р. Акбаровой.
В судебном заседании 18 июня Р. Акбарова вышла на видеосвязь со своего мобильного телефона. Примерно через час, связь пропала – якобы из-за батареи в телефоне Р.Акбаровой. Суд принял решение продолжить её перекрёстный допрос на следующий день. В судебном заседании 19 июня суд объявил, что Р. Акбарова заболела и не сможет
принять участие. Отвергнув доводы защиты, что перекрёстный допрос Р. Акбаровой имеет важнейшее значение для защиты А. Ильяшева, суд вынес решение продолжить процесс. Суд досрочно прекратил опрос центрального свидетеля обвинения, который вела защита, это ещё одно, и серьёзное, нарушение Статьи 14(3)(е).
Право на беспристрастный суд
Статья 14(1) Международного пакта о гражданских и политических правах требует от суда беспристрастности. Как указал Комитет ООН по правам человека: “Судьи не должны допускать, чтобы их решения принимались под воздействием личной заинтересованности в исходе дела или предубеждения, и не испытывать предвзятости в отношении рассматриваемого ими конкретного дела и не действовать таким образом, чтобы это неоправданно способствовало интересам одной из сторон в ущерб для другой стороны …
Суд обязан также представать как беспристрастный в глазах разумного наблюдателя.” Комитет постановил, что принятие необоснованных решений может нарушить Статью 14(1). В деле Хостикоев против Таджикистана Комитет обнаружил нарушение Статьи 14(1) из-за постановлений, которые препятствовали подготовке эффективной защиты, например “игнорирование возражений [адвоката]” и “отказ в возможности дополнительно представить соответствующие доказательства.” Аналогично, в деле Тошев против Таджикистана, Комитет пришёл к выводу, что суд не был беспристрастен, когда “ряду ходатайств адвокатов не было уделено должного внимания.”
В настоящем деле судья Махарадзе вела процесс так, что это полностью подорвало способность защиты представить свою позицию. Как описано выше, судья Махарадзе отказалась остановить процесс несмотря на технические трудности, которые не давали защите выдвинуть аргументы и опросить свидетелей, и даже отругала защиту за выражение обеспокоенности. Судья Махарадзе воспрепятствовала допросу защитой ключевого свидетеля обвинения, Р. Акбаровой. Судья Махарадзе также отказала в ходатайствах защиты об установлении средств конфиденциальной связи между А. Ильяшевым и его адвокатами. В итоге, судья Махарадзе выказала предвзятость, “действуя таким образом, чтобы это неоправданно способствовало интересам одной из сторон в ущерб для другой стороны,” в нарушение Статьи 14(1). Дополнительные случаи, которые показывают пристрастность суда, будут обсуждаться более полно в предстоящем докладе.
Право на свободу выражения
Судебное преследование А. Ильяшева нарушило его право на свободу выражения. В соответствии со Статьёй 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, “каждый человек имеет право на свободное выражение своего мнения.” Хотя право на свободу выражения может быть ограничено в определённых ситуациях, в том числе в условиях чрезвычайного положения, дело А. Ильяшева не соответствовало критериям для наложения таких ограничений
При толковании Статьи 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, Комитет ООН по правам человека подчёркивает значение охраны политических споров и возможности граждан критиковать политических чиновников. Комитет, например, указал, что “особое значение имеет свободный обмен информацией и мнениями по государственным и политическим вопросам между гражданами, кандидатами и избранными представителями народа.” По словам Комитета: “ все общественные деятели, в том числе представители высшей политической власти, такие как главы государств и правительств, могут на законных основаниях становиться объектом критики и нападок политической оппозиции.”
В соответствии с постановлениями Комитета, любые ограничения охраняемой свободы слова должны (i) быть предписаны законом (ii) служить законной цели и (iii) быть необходимы для достижения этой цели и соразмерны ей. Цели, которые считаются законными в соответствии со Статьёй 19(3) Международного пакта о гражданских и
политических правах, включают охрану здоровья или нравственности населения, государственной безопасности, уважения прав и репутации других лиц. Как указал Комитет, “Когда государство−участник ссылается на законные основания при установлении ограничения на свободу выражения мнений, оно должно чётко и подробно продемонстрировать конкретный характер угрозы… в частности путём установления прямой и непосредственной связи между формой выражения и угрозой.”
В том случае, когда ограничение преследует законную цель, оно тем не менее может “нарушать критерий необходимости, если такой защиты можно добиться другими способами, не ограничивая при этом права на свободное выражение мнений.” Требование
необходимости пересекается с требованием соразмерности, так как последняя означает, что ограничения “должны представлять собой наименее ограничительное средство из числа тех, с помощью которых может быть достигнут желаемый результат.” Поэтому
Государства обязаны соблюдать высокий порог для предъявления уголовных обвинений. Как указывает Комитет, “одного лишь факта, что формы выражения мнений оскорбляют какого-либо общественного деятеля, недостаточно для того, чтобы обосновать установление наказаний.” В частности, Специальный докладчик ООН по содействию и охране права на свободу мнения и выражения указал, что в соответствии со Статьёй 19 уголовному преследованию подлежат лишь тяжкие нарушения при осуществлении свободы слова: детская порнография, подстрекательство к терроризму, публичные призывы к геноциду, оправдание национальной, расовой или религиозной ненависти.
Что касается чрезвычайного положения, то отступление от Статьи 19 также должно соответствовать стандартам необходимости и соразмерности: по выражению Комитета ООН по правам человека, подобные меры надлежит принимать только в той степени, в какой это требуется остротой положения… Обязанность ограничивать любые отступления лишь теми, которые диктуются остротой положения, отражает принцип соразмерности, который является общим для правомочий осуществлять как отступления, так и ограничения. Более того, сам факт, что допустимое отступление от какого-либо конкретного положения, может как таковое быть обосновано с учётом сложившейся ситуации, не снимает требования о необходимости доказать, что конкретные меры, принимаемые в рамках отступления, диктуются остротой положения…. Данное условие предусматривает, что государствам-участникам надлежит представить подробное обоснование не только их решения объявить чрезвычайное положение, но и любых конкретных мер, вытекающих из такого решения.
Если Государство принимает решение предпринять отступление в условиях чрезвычайного положения, оно должно “немедленно информировать другие Государства, участвующие в настоящем Пакте, через посредство Генерального секретаря Организации Объединённых Наций, о положениях, от которых оно отступило, и о причинах, побудивших к такому решению.”
В соответствии с этими стандартами, уголовное преследование А. Ильяшева нарушает его право на свободу выражения. Все три его поста касались критики в адрес правящей партии Nur Otan, а по Международному пакту о гражданских и политических правах такие высказывания охраняются. Более того, комментарий А. Ильяшева располагался в рамках более широкого общественного диалога по политическим вопросам: первый пост был откликом на сообщения о сборе средств партией Nur Otan для борьбы с пандемией COVID; второй был откликом на новостную статью о задержании одного из ведущих членов партии Nur Otan; а третий отвечал на новостную статью о поддержке, которую якобы оказывает Nur Otan людям, встретившимся с экономическими трудностями из-за пандемии. Как
установил Комитет ООН по правам человека, такая форма реагирования на текущие события требует повышенной охраны.
Учитывая, что свобода слова А. Ильяшева охранялась Статьёй 19, для наложения любых ограничений требовалось показать законную цель, а также показать “конкретным и индивидуализированным образом конкретный характер угрозы… [и] прямую и непосредственную связь между формой выражения и угрозой.” Предполагая, что обвинение имело законную цель охраны общественного порядка, а не исключительно стремилось подавить несогласие, власти не только не смогли предоставить “конкретную и
индивидуализированную” информацию о “конкретном характере угрозы,” но и не смогли установить “прямую и непосредственную связь между формой выражения и угрозой.” Аргументация обвинения на этот счёт вращалась вокруг заключения специалиста Р. Акбаровой. Р.Акбарова, однако, не смогла сослаться на конкретные признаки вероятности беспорядков, сделав вместо этого расплывчатые и спекулятивные утверждения:
с учётом особенностей эмоционального состояния большинства населения в условиях чрезвычайного положения, является создание опасности негативных последствий в форме осуществления актов гражданского неповиновения, а именно массового несоблюдения карантина, что в свою очередь приведёт к широкому распространению заболевания, социальному напряжению, актам мародёрства и, как следствие, финансовому ущербу граждан и организаций.
Из самого по себе существования пандемии и особенностей эмоционального состояния в связи с этим не следует, что критический комментарий приведёт к “массовому несоблюдению карантина,” “актам мародёрства” и “финансовому ущербу.” Эта оценка далеко не достигает норм Статьи 19.
Что касается требований необходимости и соразмерности, предъявление уголовного обвинения не было “наименее ограничительным средством из числа тех, с помощью которых может быть достигнут желаемый результат.” Как подробно говорится выше, уголовное преследование за слово возможно только в случае тяжкого преступления, например, подстрекательство к терроризму либо оправдание национальной, расовой или религиозной ненависти. Казахстан не заявлял официального отступления от Статьи 19, как того требует Международный пакт о гражданских и политических правах в тех случаях, когда Государства-участники осуществляют своё право на отступление, а суд над А. Ильяшевым состоялся после того, как официальное чрезвычайное положение в Казахстане уже закончилось. Неясно также, применимо ли отступление в любом случае с учётом того, что Статья 19 уже допускает ограничения – при условии соблюдения строгих требований, описанных выше – для охраны здоровья населения и общественного порядка. Более того, Комитет ООН по правам человека дал такую рекомендацию в связи с пандемией COVID19: “Государства-участники не должны отступать от закреплённых в Пакте прав или применять принятое отступление, когда они в состоянии достичь своих целей в области общественного здравоохранения или других целей государственной политики, ссылаясь на возможность ограничения некоторых прав, таких как предусмотренные в статье 12 (свобода передвижения), статье 19 (свобода выражения мнений) или статье 21 (право на мирные собрания), в соответствии с положениями о таких ограничениях, изложенными в Пакте.”
Однако, даже предполагая, что действовало отступление в условиях чрезвычайного положения, власти не выполнили необходимые требования. Как говорилось выше, ссылаясь на чрезвычайное положение для отступления от свобод, установленных в Международном пакте о гражданских и политических правах, Государства-участники обязаны показать, что налагаемые меры необходимы либо соразмерны условиям ситуации. В деле А.Ильяшева, заключение Р. Акбаровой – главное доказательство обвинения, подтверждающее потенциальную угрозу, которую представляют посты А. Ильяшева – содержало лишь невнятные ссылки на пандемию, эмоциональное состояние населения и происходящий от этого риск мародёрства и ущерба: эту оценку можно было бы отнести к любому критическому мнению, выраженному во время пандемии COVID-19.97 Таким образом, обвинение А. Ильяшева не содержало “тщательного обоснования,” которого требует Международный пакт о гражданских и политических правах.
Заключение
Судебный процесс против А. Ильяшева нарушил его право на справедливое судебное разбирательство и право на свободу выражения, и оба эти права охраняются Международным пактом о гражданских и политических правах. Чтобы выполнить свои обязательства по Международному пакту о гражданских и политических правах, Казахстан обязан устранить эти нарушения. Шире, Казахстан должен обеспечить, чтобы любые уголовные процессы, которые проводятся виртуально, соответствовали основополагающим принципам надлежащего отправления правосудия.
